Екатерина Дереча - Дитя Ириса. Фильтр

Выйдя из кондиционированного помещения на улицу, я внезапно ощутила приступ удушья. Не в состоянии сделать вдох, схватила себя за грудь и начала скрести место прямо над шрамом, опоясывающим моё тело. В тщетной попытке остановить приступ, я начала оседать на землю.

Перед глазами взрывались ослепительные красные и оранжевые вспышки, я почти упала, но меня резко подхватила сильная мужская рука, рывком поднявшая на ноги. Этот идиот ещё и руку мне решил сломать? Чудненько! Яркая вспышка ослепила меня, и я скользнула в благодатную темноту…

Очнувшись, я попыталась судорожно втянуть воздух и, когда поняла, что могу дышать, расслабившись, откинулась на подушках. Я жива и могу дышать, всё остальное не имеет значения. Только я начала блаженно сопеть, утопая в мягчайших перинах, как грубый мужской голос нарушил очарование дремоты:

– Ритм выровнялся, но что, если она снова отключится? Её органы ещё не адаптировались к фильтрации? – это мистер Мастерсон, голос канцлера я не смогу забыть, даже если захочу.

– Она провела-а слишком много времени вне Фильтра-а, боюсь, девочка-а никогда-а полностью не восста-ановится, – этот протяжный носовой выговор принадлежал доктору Вернео.

– Но ведь она дышит оставшимися тремя лёгкими, так? Они качают кислород в нужном количестве, если она в помещении. Держать её всегда в здании? Это поможет? – снова отец. – Если Оливия будет сидеть дома, мы не сможем подтвердить теорию адаптации. Какой тут результат, если она будет падать без сознания каждый раз, как только попадёт в открытые условия Фильтра?!

Нет, с этим человеком определённо что-то не так! Его дочь лежит тут почти бездыханная, с не пойми каким диагнозом, а его беспокоит результат. Кстати, какой ещё результат? Теория адаптации? И что значит «вне Фильтра»?!

– Она-а единственна-ая выживша-ая из первого эксперимента-ального потока-а детей Ириса-а! Девочка-а уника-альна-а! Мы не можем потерять её! – какой же он противный, этот гнусавый старикашка!

Я-то надеялась, что выберусь из дома канцлера и смогу делать то, что мне захочется. Да, пару раз мне удалось обхитрить охрану, но теперь вряд ли получится. Если уж сам доктор Вернео посоветует запереть меня, отец приставит ко мне ещё больше охранников. Жаль. Уже не получится пошарить в бумагах канцлера.

– Продолжим разговор в кабинете, Джозеф, она может очнуться в любой момент, – хорош же любящий папочка, ничего не скажешь. Вот так и чувствую, что за здоровье моё беспокоится.

– Ну конечно, господин ка-анцлер.

Тут же послышался звук удаляющихся шагов, дверь закрылась с тихим щелчком, и я поняла, что теперь под арестом. Меня ведь никогда не выпустят из роскошного особняка, так и буду тут торчать, пока не состарюсь. И что дальше?

– Да чтоб вас всех! Будь он неладен этот канцлер, Фильтр и все вместе взятые! – приятно выругаться вслух, даже настроение поднялось. Вот бы ещё ударить что-нибудь… а лучше – кого-нибудь.

– Почему ты так ругаешься? – раздался мелодичный голосок, и я вздрогнула от испуга. Надо запомнить – в следующий раз открывать глаза прежде, чем говорить. – Тебе больно?

Я открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на смуглую девочку, с интересом разглядывающую моё лицо. Раскосые бледно-серые глаза смотрелись странно на фоне чёрных прямых волос, мягко спадающих ниже спины. Голубое платье в белый горошек с рюшами делало девочку похожей на куклу.

Маленький рост и невинное личико не позволяли определить возраст девушки. Ей могло быть двенадцать с тем же успехом, что и восемнадцать. Она едва ли доходила мне до груди, а худенькие плечи казались такими хрупкими, словно она была чем-то больна. Возможно, она так же, как Луиза, недоедает. Но красивое платье из дорогой ткани так и кричало о богатстве.

– Ты кто? Как тут оказалась? – удивлённо спросила я.

– Мия, – задумчиво закусив нижнюю губу, ответила незнакомка. – Я теперь тут живу, с братом… и с мамой… они хорошие.

– Кто? Брат и мама? Они разве могут быть плохими? – я уселась удобнее на подушках, разглядывая комнату. Вроде ничего не изменилось.

Бледно-голубые тканевые обои были разрисованы маленькими тёмно-синими цветами, тяжёлые серые портьеры прикрывали окно, заклеенное мутной плёнкой. Пол в комнате был застелен синим ковром с коротким ворсом, а громоздкая мебель – выполнена из серого дерева в тон шторам.

Напротив кровати располагался встроенный экран; яркая люстра, с которой свисали диодные ленты, казалось, парила в воздухе. Невысокий комод у двери, шкаф, кровать и письменный стол в углу – всё было выполнено из синтезированного дерева, с резными набалдашниками и завитками. Только человек, имеющий высокое положение, мог позволить себе обставить комнату деревянной мебелью.

– Раньше мама громко кричала, а теперь всё время плачет или спит. И пьёт синтезированный виски, – Мия подошла ко мне ближе, распахнув серые глаза, и вздохнула. – Теперь кричит брат… на маму. Но ведь она это заслужила, да? Так говорит Матиас.

– А кто такой Матиас? – честно говоря, мне так стало жаль девочку, у неё явно были большие проблемы и, скорее всего, виной тому – ненормальная семейка.

– Матиас и есть мой брат. Он хороший, – это я уже слышала. Кого Мия пытается убедить в этом, меня или себя ? – Канцлер тоже хороший, он разрешил нам жить здесь, и он заботится о маме. Только не любит Матиаса.

– Мия! Что ты тут делаешь, я везде ищу тебя?! – от резкого движения дверь распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Я подскочила на кровати и, растерявшись, уставилась на внезапного гостя.

– Мне захотелось посмотреть на Оливию. Правда, она красивая, Матиас? Не такая, как Аманда, конечно, – девочка невинно хлопала ресницами, а я удивилась тому, как это подействовало на её брата. Он замер, смерил взглядом сначала Мию, затем меня.

– Не смей даже разговаривать с моей сестрой, ясно? – Матиас направил на меня указательный палец.

Мало того, что он оказался тем самым мужчиной, забиравшим меня из госпиталя, так ещё и посмел ворваться в мою комнату. Сегодня на нём были синие джинсовые штаны и белая майка с длинными рукавами, а не белоснежный китель, но даже в повседневной одежде он выглядел впечатляюще.

Вот так радость привалила! Нам придётся жить под одной крышей… Я как-то даже заскучала по своей стерильной палате и по тем дням, когда меня не выпускали гулять, а еду приносили в комнату. Встреть я тогда Матиаса и его отсталую сестричку, попыталась бы сбежать ещё раньше.

– Слушай, ты! Уясни раз и навсегда – я не твоя подчинённая! – прокричала я, вскакивая с кровати.

Вот только я забыла, что совсем недавно был приступ, и силы ещё не восстановились. От резкого движения закружилась голова и, чтобы не упасть, я ухватилась за плечо Матиаса, стоявшего слишком близко. Он дёрнулся и небрежно оттолкнул меня в сторону кровати.