Альберт Нордс - Радиоволна

Что-то похожее на чувство вины не давало Гейту уснуть всю ночь и сейчас нахлынуло с новой силой. Мужчиа налил стакан воды и открыл папку. Ни слова биографии, ни имен, ни адресов. Лишь копии и оригиналы листовок, и протоколы нескольких допросов якобы знавших его людей. Единственная фотография была сделана при задержании. Со страниц досье на Гейта смотрели сотни персонажей, рисованных черным фломастером, среди которых можно было с легкостью узнать Командора Хэнка, вытянувшихся по струнке военных и прислужников, здание Департамента, центральную площадь, силуэт опоясывающей город высокой стены – Рубежа. Гейт улыбнулся удачной шутке на одной из листовок и откинулся на спинку стула. В папке не было ничего про этого человека, никаких зацепок и улик, которые могли бы помочь в его поиске и задержании. А ведь он на протяжении стольких лет держал в напряжении весь Департамент. Играл настроением жителей, подкидывая им критические зарисовки и анекдоты про правительство города, а иногда и страны.

Дверь открылась, и в комнату вошел молодой сержант, втягивая за собой сгорбленного старика.

Гейт удивленно посмотрел на худые, изможденные голодом черты лица. Вживую Сверчок выглядел намного старше и болезненнее, чем на фото.

Мужчина указал задержанному на стул и сам придвинулся ближе:

– Имя?

– Сверчок.

– Имя? – повторил Гейт.

– Иван Дамиров.

– Настоящее?

– Вы все равно не сможете проверить, – хрипло засмеялся старик. Стоящий рядом сержант резко ударил его по затылку рукояткой пистолета. Сверчок замолчал, сильно ссутулившись и обхватив голову руками.

Гейт поднял ладонь, давая сержанту понять, что его помощь больше не требуется. И тот вышел из комнаты.

– Возраст?

– Семьдесят два.

– Адрес?

– 17 сектор, дом 5, квартира 124.

– У вас остались родственники по этому адресу?

– Нет. Я жил один. Кот только, – он пожал хрупкими плечами, которые острыми углами выпирали из-под старой серой рубашки.

– Почему вчера вы дали себя поймать?

Казалось, Сверчок удивился такому вопросу и на минуту задумался.

– Я не давал. Случайно получилось, – в итоге ответил он.

– Я вам не верю, – Гейт наклонился ближе к лицу Сверчка, пристально глядя в его глаза.

Старик тоже пододвинулся и прошептал:

– А я верю в удачу, но иногда ей нужно помогать.

От неожиданности Гейт отпрянул в сторону. А старик вновь заливисто засмеялся, но подавился внезапно начавшимся кашлем. Гейт наполнил стакан воды и протянул ему.

– Мне надоело, – громко сказал старик. – Надоело играть в прятки, я устал и хочу отдохнуть. Я уже слишком стар для того, чтобы быть разбойником.

Гейт тяжело вздохнул и захлопнул лежащую перед ним папку.

– Почему вы думаете, что правительство даст вам отдохнуть?

– Потому что оно нас бережет, – перефразировал Сверчок лозунг верности государственному строю: «Конфедерация заботится о нас».

– Вы признаете свою вину? – продолжил Гейт.

– В чем?

– Что провоцировали людей на бунт, что хотели свергнуть Правительство, критиковали законы, введенные Командором, и так далее.

– Нет, не признаю, – устало отрицал Сверчок.

– Как?! – удивился Гейт. – Разве не вы рисовали все эти листовки?

– Я, но я не подстрекал никого к бунту, я просто высказывал свое мнение.

Мужчина безнадежно отвернулся.

– У вас есть сторонники в высказывании «своих» мнений?

– Нет. Я всегда действовал один. Я одиночка, – ответил Сверчок.

Гейт взял со стола толстую папку и напоследок еще раз внимательно посмотрел на задержанного. Тот ответил открытым невинным взглядом нашалившего ребенка и улыбнулся.

– Прощайте, – сказал Гейт и вышел из комнаты.

Одним из последних Гейт вышел из Департамента и направился на площадь. Громкоговорители гудели со всех сторон, приглашая жителей города наблюдать за вынесением приговора. Капитан подошел к шеренге военных, выстроенных у высокой стелы, на вершине которой была установлена скульптура женщины с отрубленной головой в руках – пафосный символ верности Конфедерации, утверждающий о готовности отрубить собственную голову, если в ней зародится идея о предательстве устоев общества.

Мужчина коснулся кепи, приветствуя сослуживцев, и встав по левую руку от Командора Хэнка, передал ему папку с делом Сверчка.

Площадь была полна зевак. Люди молча толпились, отгороженные от цепи военных невысоким металлическим забором. Но, несмотря на толпу, было тихо, отчего голос, летящий из громкоговорителей, эхом растекался по улицам города. Гейт встретился глазами с Лали, она стояла в шеренге женского подразделения Департамента по левому краю площади.

В центре, недалеко от небольшой деревянной трибуны, на асфальте сидел Сверчок со связанными за спиной руками. Рядом с ним стоял сержант, наблюдая, чтобы пленный не сбежал. Но Сверчок и не думал об этом. Он сидел, по-детски улыбаясь, направив лицо к солнцу и наслаждаясь его теплом. На огромной площади старик казался еще меньше ростом. Превратился в маленькую точку среди серого моря людских силуэтов, которое вздымалось едва заметными глазу волнами от жара, идущего от нагретого асфальта.

Раздался громкий гудок, и Командор Хэнк взошел на трибуну, поправляя фуражку, на мгновение показав седые, блестящие на солнце волосы. Высокого роста, на вид лет пятидесяти, но наверняка он был старше, на приподнятой над землей трибуне он казался атлантом. Сколько Гейт помнил, Хэнк всегда был на передовых позициях в Департаменте. Когда ему было тридцать, он был ближайшим советником своего предшественника Командора Росса, а после его смерти занял его должность.

Хэнк открыл папку с делом и заговорил:

– Все вы знаете Сверчка. Много лет вы читали его листовки, некоторые из вас даже переписывали их от руки и передавали другим.

Ропот раздался со всех сторон, но Командор поднял вверх руку, призывая к тишине.

– Сегодня разговор не о вас. Сегодня мы говорим о нем. – Хэнк махнул рукой в сторону арестованного. – Этот человек многие годы живет среди нас, ест нашу еду, укрывается под крышей теплого дома, пользуется всеми нашими благами и одновременно… плюет нам в лицо, называя Конфедерацию зверем, уничтожающим личность. Если он имел в виду ту лицемерную личность, которой является он сам, то таких предателей не только можно, но и нужно уничтожать. Им нет места в нашем обществе, среди людей, верных законам и принципам. Им нет места среди нас, готовых отрезать собственную голову ради общего блага страны. Сегодня вы увидите, как этот человек – Иван Дамиров – понесет свое наказание. Не за листовки, не за свободу выражения своего мнения, как он говорил на допросе, а за предательство страны, которая все эти годы оберегала его, давала ему кров и пищу. – Командор захлопнул папку и махнул рукой сержанту, стоявшему рядом со Сверчком.