Светлана Нарватова - Неевклидово пространство

Эмиль Роул, 27 лет, гражданин Китиары, первый лейтенант Исследовательского Корпуса. Доктор медицины, доктор химии. Специализация – нарушения обмена веществ. Холост. Алекс специально проверил. Эмиль не был похож на Тайни Роул. Правильность черт не считается, по этому признаку всех китиарцев можно было в родственники записать. Он был шатеном с вьющимися волосами и серыми глазами. Однофамилец? Дальний родственник? Бывший муж? Нет, Коллингейму китиарцы совершенно не нравились. Тем более что и по части науки Роул нигде не засветился. Все его достижения укладывались в перечень статей. У Бродски детектив названия не понял, но хотя бы сумел прочитать. Тут на третьем слове Алекс сломал язык, плюнул и утешил себя тем, что зато у него раскрываемость хорошая. И решил, что пора переходить от виртуальных поисков к реальным.

Детектив начал с места проживания. Разместились китиарцы в приличном отеле неподалеку от исследовательского центра, где работали. Образ жизни вели замкнутый: номер – работа – кафе – работа – номер. Сотрудники отеля отзывались о них как о людях малообщительных, но непроблемных. Скандалов не устраивали, посуду не били, к горничным не приставали, баб в номера не заказывали. Коллингейму запомнилась фраза девушки с ресепшена: «Никогда таких красавчиков не видала. Идут такие, втроем вечно, руками размахивают, на каком-то непонятном языке чирикают. А ты как пустое место». Алексу как вживую представилось. И очень соответствовало его личным впечатлениям.

В отеле у детектива появилось больше вопросов, чем ответов. Например, непонятно, зачем для сексуальных игрищ идти в бордель, когда у каждого китиарца был личный номер с полной звукоизоляцией, а проститутку туда можно заказать онлайн, любого пола, цвета и размера. Может, у них на Китиаре какое-нибудь табу на связи с обычными людьми?

Перед глазами детектива встали кадры а-ля «низкобюджетный галосериал». Измученный вынужденным целибатом Оуэн Бродски пускается во все тяжкие с местной девицей легкого поведения. Его настигают соплеменники и в гневе расстреливают на месте. Осознав весь ужас содеянного, Эбигейл рвет на себе волосы, Эмиль утирает слезы платком. Раздавленные чувством вины, они скрываются в неизвестном направлении. Версия интересная, но где тогда проститутка? Сбежала в ужасе? Молчит за энную сумму? Из страха за свою жизнь? Логичнее было бы ее пристрелить вместе с Оуэном. Нет, не складывается.

Алекс представил другой сериал. Внутри команды китиарцев нарисовался любовный треугольник. Эбигейл принимает настойчивые ухаживания Оуэна, и они прячутся от бдительного Эмиля в борделе. Но тот выслеживает сладкую парочку и ловит их на горячем. Выхватывает бластер, стреляет в удачливого соперника, оттаскивает Эбигейл за волосы от остывающего трупа, брезгливо сморкается напоследок в платок и уводит за собой безутешную девушку. Хорошо. Но не понятно, зачем Оуэну в таком случае нужно было ширяться «нирваной». Может, это китиарка соблазнила его, предварительно накачав наркотиком? А зачем? У них пузом всё равно не женишь. Короче, это уравнение из трех неизвестных упорно не желало уравниваться. Да и фантазии Алекса в качестве вещдоков не пришьешь.

Коллингейм направился в исследовательский центр.

Атованский медицинский научно-исследовательский центр находился в Академическом квартале. Там, где располагался Атованский университет – единственный в столице, но с огромным количеством учебных корпусов и общежитий. Тут же теснились прочие научные и околонаучные учреждения. Такова специфика Атован-Сити: всё в нем сгруппировано по функциям. И отцы-основатели позаботились, чтобы Академический квартал находился в противоположной стороне от Квартала Удовольствий. Здание центра мало чем отличалось от типовых многоэтажек города. Может тем, что стеклА в них было чуть больше, чем бетона. Отливающая радугой защитная пленка на окнах придавала зданию сказочный вид. Вот только не все сказки хорошо заканчиваются, да…

Алексу много где приходилось бывать по делам следствия. В притонах, борделях, на шахтах, в офисах клерков разного уровня. В деле Стоунбридж он даже до мэрии и сената добрался. Но с учеными ему общаться не случалось. Директор центра, Кельвин Грей, был высоким, лысым, худым, как жердь, и производил впечатление совершенно обычного человека. Он выразил сожаление о смерти Бродски и надежду на то, что остальные члены группы будут обнаружены. Если не в целости и сохранности, то, по крайней мере, живыми. На вопросы о китиарцах он внятно не ответил. Сообщил, что практически не пересекался с ними. Работы по синдрому Хардена велись под руководством профессора Джозефа Фита. Несмотря на уверенный и ровный голос, Грей несколько раз поправлял галстук, будто ему было трудно дышать. Возможно, врёт. Возможно, боится, что не уследил за иноплатнетниками, и теперь придется огребать за халатность. Возможно, то и другое. Не важно. Может, в мире и существуют идеальные преступления, но рано или поздно преступник совершит ошибку. Ему просто не нужно мешать. Коллингейм мысленно поставил галочку напротив фамилии директора и пошел искать мистера Фита.

Квест «Найти Джозефа Фита» оказался не из простых. Мало того, что Алекса погоняли по этажам. Его пять раз попросили предъявить жетон, три раза просканировали, два – продезинфицировали, а одна въедливая дама даже заставила его переодеться в белый балахон и вымыть руки. После всех этих злоключений выяснилось, что профессор только вернулся из университета, где читал лекции, и работает в своем кабинете. Напротив приемной директора. Нет, не зря Алекс недолюбливал врачей, не зря.

Джозеф Фит неожиданно оказался довольно приятным мужчиной. Несмотря на почтенный возраст, он был бодр. Седина, залысина, окладистая борода – всё, как положено профессору. Его кожа была усыпана лентиго, защитные очки скрывали глаза от агрессивного солнца. Таковы приметы старости на Атоване. Джозеф Фит поднялся с кресла, чтобы пожать руку детективу. Рука была сухая, рукопожатие твердое.

– Приятно познакомиться, – с улыбкой произнес профессор. – Правда, обстоятельства не радостные. – На последних словах улыбка угасла. – Насколько я понял, вы занимаетесь делом китиарцев?

– На самом деле, я веду дело одного китиарца – убитого Оуэна Бродски, – осторожно уточнил Алекс.

– Жаль его. Талантливый был паренек. – Глядя в стол, Фит покачал головой. – Сколько ему было? Лет тридцать?

– Тридцать два, – автоматически поправил Коллингейм.

– Совсем молодой. Жить бы ему, да жить… – Профессор помолчал, а потом поднял взгляд на детектива. – Вы же здесь, чтобы задать вопросы? Задавайте.

– С кем больше всего общался убитый?