Максим Багдасаров - В краю несметного блаженства

Научное сообщество со всей серьёзностью должно подойти к миру послесмертия как к альтернативе человеческого существования, но только после полномасштабного изучения этого процесса. Задумайтесь над моими словами и выкиньте из головы всякую чушь. Я до конца буду верить, что вы стали невольной жертвой заговора некомпетентных сотрудников, желающих прервать исследования, и понадеюсь на вашу избирательность в выборе тех, кого вы считаете своими коллегами по цеху или даже друзьями!»

Вех свернул вкладку форума, отвёл взгляд от монитора, проморгался, круговыми движениями пальцев помассировал веки, встал с тёплого кресла, потянулся, наклонился влево-право, взял кружку с выпитым чаем и пустую упаковку крекеров и донёс это всё до кухни. Крекеры выбросил, а кружку засунул в миниатюрный посудомоечный аппарат, предназначенный максимум для двух-трёх предметов посуды, и нажал на красную кнопочку. Машинка завибрировала, зашипела и уже через полминуты вернула парню чистую кружку. Он поставил её на стол и покинул кухню.

Кровать заждалась его. Спать, несмотря на крепкость выпитого чая, ему хотелось очень сильно. Потушив во всей квартире свет и выключив компьютер, Вех, словно червь, заполз на воздушный матрас и утонул в нём.

Моментальный сон не настиг его, а разум погрузился в такую тягучую думу, что мысли о дремоте пришлось отбросить минимум на два часа. Думалось обо всём: о завтрашнем (уже о сегодняшнем; время перевалило за полночь) дне, о Доноване (где он, чем сейчас занимается, исправился ли, осознал ли свою вину?), о Келли (связан ли он и та социальная теория с выходом фильма?), о маме…

– Мама? – с криком очнулся Вех. – Как я мог не написать ей и не пригласить её сходить на «Дикий колос…»? Вот я идиот! Должно быть, она давно спит!

Но на всякий случай он решил написать ей письмо. Квартира снова загорелась огнями ламп. Компьютер был сиюминутно включён. С покрасневшими, вздутыми глазами Вех еле-еле зашёл на почту и, на своё удивление, обнаружил зелёный значок «в сети» возле иконки с маминой фотографией. Его решение оказалось ненапрасным. Слегка поразмыслив, он отправил маме следующее:

«Извини за то, что пишу тебе в позднее время и, возможно, отвлекаю от дел, но я забыл спросить у тебя о походе на завтрашнюю премьеру фильма «Дикий колос над водой». Не хочешь пойти со мной? Я буду очень рад твоей компании!»

Ответ пришёл незамедлительно. Создалось впечатление, что мама, заранее зная о письме сына, специально сидела на почте и ждала его, а может, полусонный мозг Веха решил пропустить утомительное ожидание и в одно мгновение перенёсся к ответному письму:

«Доброй ночи, сынок. Я только завершила заполнение заявки на одну популярную выставку живописи «Связь с природой» и собиралась ложиться спать. Кстати, спасибо за твой совет: мои картины перестали отдавать печалью, их стали замечать и предлагать участие в различных выставках и конкурсах, а график расписан на целые недели вперёд.

Хорошо, что ты отправил письмо в нужную секунду, а я в нужную секунду его прочла. Извини, но пойти с тобой на премьеру мне не удастся вследствие того, что завтра с раннего утра мы с группой коллег-художников отправляемся в центр города. Будем наслаждаться восходом красного осеннего солнца над невидимыми крышами небоскрёбов, фотографировать, делать наброски, делиться впечатлениями… не буду вдаваться в глубочайшие подробности, ты и сам прекрасно знаешь. Просто скажу, что я всегда увлекалась устоявшейся связью божественного и человеческого, природного и инновационного, вечного и такого хрупкого в руках времени… Сладких снов. Осторожнее, сеанс соберёт толпу людей, не потеряйся там».

Теперь, когда совесть была чиста, можно было и лечь спать. Но размышления нахлынули вторым кругом, правда, ненадолго, и Вех, спустя минут пятнадцать копошения в одеяле, наконец отрубился и спокойно уснул.

В девять утра приятную для слуха мелодию проверещал будильник, стоявший на тумбочке возле кровати. Парень поёрзал, пофыркал с неохотой, спрыгнул на пол, поймал ногами пару тапок и пошёл заниматься утренними процедурами. На все дела, включая простенькую зарядку, душ, чистку зубов и завтрак, ушло не более получаса. Одно было Веху непонятно: «Сегодня должен был быть доставлен мой паёк. Будет ли он доставлен, или доставку тоже отменили из-за фильма? Лучше бы отменили, иначе меня не будет дома во время получения и придётся потом тащиться в Центр Выдачи самому».

Приблизившись к окну, Вех с диким удивлением для себя обнаружил мелкие кристаллики снега, лавировавшие на ветру, как в танце, и то стремительно, то с явной медлительностью опускавшиеся вниз, на городское дно. «Чёрт, снег начался, а городские теплоплиты, я смотрю, ещё не включили: вся улица успела покрыться слоем белого пуха. Что ж, надо бы сменить костюм и напялить что-нибудь потеплее, тем более что я в кинотеатр, как-никак, иду…»

В скудном его гардеробе нашлась длинная шерстяная кофта цвета хвои, а также пуховик на пуговицах. Он нахлобучил весь этот костюм вместе с брюками и полуботинками на себя и был готов к выходу.

Премьера была назначена на полдвенадцатого одновременно в восьми самых популярных и просторных кинотеатрах города. Ближайший кинотеатр – «Фейерверк» – находился чуть дальше уже знакомой библиотеки, связанной с началом того самого конфликта с Донованом, буквально в двух остановках рельсобуса от неё.

Лифт привёз Веха на первый этаж. Он не поплёлся, а зашагал, гордо приподнимая ноги, к остановке, находясь в блаженном предвкушении просмотра. Посещение кинотеатров давно перестало быть тем животным процессом, коим оно было около полутора веков назад, когда больные физически и морально, усталые, полуживые кожаные мешки, именуемые людьми, ходили на сеансы такого же больного кино, дешёвого, нарушавшего любые человеческие моральные рамки и духовные ценности, а во время просмотра заедали и запивали увиденное всякой отравой. Чтобы подобного не повторялось, вся киноиндустрия была подчинена государству. Её финансирование увеличилось, поэтому улучшение ощущений от просмотра, затронутое ещё при дикарях, но тогда так и оставшееся висеть на зачаточном уровне, происходило с необычайной скоростью. Зритель погружался в атмосферу происходящего на экране с головой. Например, в сценах, где герой ездил по неровностям, кресла начинали несильно покачиваться, будто бы превозмогая невысокую кочку. Если действие разворачивалось на высокой скорости или в плохую погоду, из труб по боковым сторонам извергались сильные потоки холодного, колючего, врезавшегося в щёки зрителей ветра. Ночные кадры «перемещали» потрясённого наблюдателя либо прямиком в уютный центр вымышленного города, либо в сомнительные и не всегда приятные объятия природы, а игра качественного светового оборудования передавала мерцания звёзд, огни в окнах зданий, искры в глазах влюблённых или потрясённых людей и так далее.