Алекс Кайнес - Мир Сердца

Крылья этой Богини, раскрывшись над всей вселенной, впитывали своими двумя глазами, что располагались на каждом крыле, жизни всех, кто был рожден, благодаря ее же милости, и которые отдавали ей свою энергию прожитой жизни. Их смерти накапливались и в сердце владыки всего мира, на чьем плаще в районе сердца располагалась золотая бляшка с изображением бабочки. Она же кольнула острием булавки в самое сердце Императора, заставив того пасть на колени и впервые за долгий срок со времен своего детства и так называемых похорон своей сестры разрыдаться от осознания всех последствий, всех тех чудовищных убийств, из-за войн, которыми он так наивно хотел освободить все острова на планете! Он видел страдающих и умирающих от гангрен, от увечий и болезней солдат своей собственной армии, которых он поведет в неравный бой с жарой и холодом на чужой земле. Всё это ради попытки одолеть безумца, который являлся таковым в глазах Императора только лишь по той причине, что и сам Великий Освободитель, Император Арчибальд был точно таким же слепцом, таким же самоуверенным глупцом!

Вспоминая о своем новорожденном ребенке и жене, Арчибальд со с слезами на глазах, стоя на коленях перед часами, что были воплощением самого времени, рыдал и стенал о том, что уже знал наперед, как закончатся не только их, но и его собственная линия жизни! И как бессмысленны были его попытки спасти кого-то, особенно после того, как он уже видел через столетия после своей кончины и всех, кого он любит, свой собственный разрисованный захватчиками посмертный памятник посреди столицы, которая готова была пасть под натиском настоящей экспансии варваров, что безнаказанно убивали жителей его Свободной Республики!

Эти преступления будущего, а также зверства прошлого и ошибки настоящего вкупе создавали четкое ощущение бессмысленности любых попыток противостоять черным крыльям судьбы, что даровали и отбирали жизни и судьбы по своему желанию. Не в силах противостоять этой страшной силе, Император вскочил и побежал к единственному выходу, вцепившись обеими руками в ручку всё никак не поддающейся двери. Государь ощутил, что не может выйти, поскольку весь мир и был этой комнаткой, этой клеткой, где разные формы были лишь выражением чьей-то чужой воли. Эта сила была врожденным качеством Императора, который оказался отнюдь не освободителем человечества, но лишь инструментом в руках высших сил, ведь одно дело – иметь материальные успехи среди достойных мужей и быть кумиром, превознесенным вдохновенными речами и чувствами поэтов, и совсем другое – осознать, как факт, и увидеть воочию, что он был лишь податливой куклой в руках фатума.

Всё пытаясь отворить дверь, Император был уверен, что от ужаса осознания всех фактов сейчас же потеряет разум, чувствуя, как за его спиной уже выросли крылья настоящей Богини, которая, уже вспорхнув с его сердца, предстала тем неописуемым существом, на котором сам Император был точно такой же бляшкой, не более чем просто ярким украшением.

– Хочешь выйти? Что же, не буду держать тебя, – раздались сзади слова, которые чуть не свалили замертво услышавшего их, от страха и ужаса от того, что оно смеется над ним, что она видит его насквозь и для нее этот краткий миг жизни Императора не значит ровным счетом ничего. Было ясно, что его собственное рождение и смерть – всё едино для этой беспредельной силы, и что она смеется над его попытками оттянуть неизбежность.

Однако было что-то еще, какое-то безумно знакомое еще по лесной чаще из детства и смерти сестры ощущение, по самому первому моменту рождения Арчибальда. Оно обволокло тело государя и заставило вмиг обернуться уже безо всякого страха быть убитым, и ответить голосом самой Богини:

– Ты не против того, что я поиграю еще немного, любимая?

Два горящих любовью глаза, слегка сощурившись, отвечали куда красноречивее любых слов.

Так путешественник, повернувшись к двери, после тысяч и миллионов попыток в разных телах открыть дверь самой жизни-смерти и времени, умирая каждый раз у ее порога, всего одним легким движением заставил врата восприятия распахнуться, и часы времени идти вновь, ведь они никогда и не останавливали своего бега для юного правителя.

30. – Кевин, ну что ты встал в проходе? – с усмешкой обратился еще не успевший до конца сформироваться голос, – проходи.

Замерший Император Кевин Харт понял, что стоит прямо на пороге входа в кабинет с протянутой вперед рукой, которой он распахнул двери перед собой, при этом не двигаясь уже несколько долгих секунд, что показались ему целой вечностью во время накативших на него воспоминаний о фейерверке во время церемонии открытия Мировых Игр, почти что два десятилетия назад определивших судьбу не только всего мира в целом, но и его, в частности. Исход развития человеческой цивилизации был предрешен пылающим фиолетовым пламенем силуэтом бабочки, который взирал на него с усеянного плеядами звезд неба острова Утконоса.

В потоке видений, которые полностью завладели вниманием Императора, он и сам не заметил, как уже оказался за массивным дубовым столом, за которым с противоположной стороны возвышался на массивном кресле прежний Император, а ныне Первый Советник Империи Сердца – его прадед Стивен Харт.

– …Так, Кевин, в чем дело? – с едва различимой ноткой раздражения переспросил Стивен, устало глядя на правнука, – ты просил аудиенции, я тебя слушаю внимательно, – вновь склонившись над бумагами, быстро бросил Император.

– Да я… – выдохнул Кевин I, – я хотел поговорить о грядущей коронации.

– Да? И что же ты хотел от меня? – не отрываясь от документов, безучастно спросил Стивен, – дата уже установлена, все приготовления также сделаны, какие именно детали тебя интересуют?

– Я просто… – наконец собрался с духом Кевин, – я просто хотел предложить иную кандидатуру на пост Императора. Я уверен, им может стать…

Стивен уже не слушал все жалкие лепетания настоящего императора Сердца, своего в прошлом наследника, на которого он взглянул так, будто бы тот не был ни его повелителем, ни даже родным по крови человеком, нет, это был лишенный всяческих эмоций ледяной взгляд, который не выражал абсолютно ничего. С этой пустотой и столкнулась речь Кевина, рассыпавшись на мелкие кусочки, которые, исчезнув совсем, не оставив даже и намека на самый глухой звук, переместили Кевина из его фантазий в удушающую тесноту гигантского кабинета, где всё пространство будто бы было высосано этими двумя голубыми глазами напротив, которые прожигали насквозь Императора, от полномочий которого не осталось ровным счетом ничего всего лишь за эту пару мгновений.

– Дата назначена, – будто бы и не услышав слов своего наследника, продолжил Стивен, – все приготовления завершены, – откинувшись на спинку своего кресла и уперевшись одной рукой о массивный стол, повторил первый советник, – ты – Император Сердца Кевин Харт I передашь бразды правления острова своему прадеду Стивену Харту на время бессрочного кризиса в связи с обострением внешнеполитической обстановки.