Алекс Кайнес - Мир Сердца

31. – Кого-то ищете? – услужливо спросил официант, в ответ услышав лишь невнятное бурчание, издаваемое Императором, который был не в силах полностью осознать всё дьявольское коварство вопроса, в то же самое время как не смог отыскать даже самого себя в потоке безумных переживаний, что молниеносно сменяли друг друга, оставляя Арчибальда в состоянии полной прострации и помешательства, которое, казалось, уже не закончится никогда.

– А, вот Вы где! – с распростертыми объятьями обратилась некая фигура в маске к Императору, который стоял, едва держась на ногах, – как же я рад Вас видеть на нашем очередном мероприятии, мой сердечный друг! Я даже не сомневался, что рано или поздно и Вас пригласят в наш скромный клуб!

Арчибальд, пытаясь сфокусироваться на собеседнике, одновременно старался не впасть в полный ступор от одного вида маски гостя, которая казалась живой, постоянно меняясь и таким образом трансформируясь то в сияющее солнце, то в лик своего дьявола, чьи рога превращались в бубенчики шута, который, широко улыбаясь, разделялся на три сопряженных лица божества, что оказывались лишь маскировкой того, кто был скрыт и говорил за ней. Этот кто-то был невысокого, если не сказать низкого роста пузатеньким мужичком, который стоял перед своим собеседником полностью обнаженным, двумя руками поглаживая стоящих с разных сторон от него не менее обнаженных, но куда более атлетически сложенных высоких юношей.

Императору, впрочем, было не до сексуальных предпочтений своего старого знакомого, которого он не без труда узнал, продираясь сквозь фильтры миров, которые всплывали из его сознания. Единственное, что его беспокоило, так это то, как бы его очередной «приступ» не смогли распознать присутствовавшие на этой встрече главы государств и властители островов планеты.

– О, так вы уже испытали воздействие напитка нашей Богини? – протянув бокал с налитой внутрь зеленоватой жидкостью, рассмеялась «маска».

Так, к своему облечению Арчибальд осознал, что его странное поведение списывают на действие этого своеобразного «причастия», но никак ни на его психологическую особенность сознания, которая вполне могла быть и врожденной патологией.

– Та девушка, она… – пытаясь ухватиться за обрывки ускользающих воспоминаний, проговорил Арчибальд, – она…

– Девушка?.. – удивленно помотал головой из стороны в сторону «маска», будто бы он был в состоянии вычленить ее силуэт из толпы, что их обоих окружала.

В то время, как собеседник предпринимал попытки отыскать партнершу своего друга, Император, всё еще продолжая пристально вглядываться в фигуру этого человека, заметил, как на нее накладывается силуэт той самой девушки, что предложила ему кувшин со снадобьем, которого никогда и не было. Этот образ стал безупречно черным, одновременно с этим взорвавшись феерией зеленых и фиолетовых оттенков. Вспыхнув, он исчез всё также стремительно, оставив в мозгу наблюдателя образ Богини, что, улыбаясь игриво, прижимала указательный палец к своим красным губам.

– Наверное эта шлюха… – рассмеялась «маска», – уже обслуживает кого-то другого!

Не найдя подруги своего «сердечного друга», он продолжал неестественно хохотать над своей собственной шуткой, параллельно трогая своих кавалеров во всё более и более откровенных местах.

– Прошу меня извинить… – не в силах более выносить присутствия своего «друга», бросил Арчибальд. Собрав все свои силы, он, гордо выпрямившись, смог каким-то чудом проскользнуть через своего «друга» и его гарем, и, быстрым шагом пройдя целый лабиринт из коридоров с совокупляющимися мужчинами и женщинами, Император все-таки достиг относительно обособленного и уединенного балкончика, до которого, тем не менее, хотя и более приглушенно, продолжали доноситься непристойные звуки. Не обращая на них никакого внимания, Арчибальд со слезами на глазах, запрокинув голову, уставился на горящие разными цветами переливающиеся звезды. Они, будто бы покачиваясь на волнах отливающего радугой поверхности океана космоса, уже нашептывали своему благодарному слушателю и зрителю песню о настоящей трагедии, что уже произошла, хотя она развернется еще только в далеком будущем, спустя три столетия после смерти императора и всех, кого он любит. Помешать этому процессу даже великий правитель был не в силах, но он мог разделить всю ту боль, что прямо сейчас, несмотря на расстояние в несколько сотен лет, те страдания, которым подвергалась его собственная страна, разрываемая противоречиями и врагами, что хотели уничтожить ее непорочность и красоту.

32. Энни чувствовала, как всё нутро ее разрывается изнутри от ярости зверя, который буквально как будто бы сам стал ее неотделимой частью, и, благодаря этому сомнительному преимуществу, можно было даже прочувствовать всю его ненависть, всю пустоту этого существа, которое пыталось надругаться над ее телом и душой.

При этом всё это было скорее даже исключительно эмоционально окрашенное состояние, поскольку физически ее тело практически ничего не ощущало и представляло собой скорее безжизненную куклу, которую бездумно пыталось случить животное, абсолютно ничего не испытывающее в плане эмпатии ни к объекту своего вожделения, ни даже по отношению к самому себе.

С застывшими слезами на глазах Энн представляла собой сейчас лишь призрак, пустую оболочку, в которой обнаруживший себя наблюдатель задавался раз за разом, казалось бы, простейшими вопросами, на которые не находил ответов. Он видел эту картину прямо сейчас, как будто бы это даже не было почти два десятилетия назад: мать девушки, уже пожилая, но при этом сохранившая свою силу и ум женщина с острова Утконоса, унижаясь, стоя на коленях, умоляет людей в форме пропустить их через транзитную зону аэродрома, где совершил жесткую посадку их вертолет, один из немногих, что успел каким-то чудом ускользнуть с их острова во время проведения Мировых Игр, после которых границы были закрыты окончательно. Этот же наблюдатель ощущал всю безысходность, всё унизительное положение гордого человека, чей род Шаманов был всегда уважаем на родном острове. Однако, из-за предательства Вождя, за последние полвека шаманы стали изгоями, и настал роковой час, когда было принято решение истребить всех, даже самых дальних их родственников по крови. Так женщина, заклейменная «шаманом», спасаясь от ужасов, учиненных собственным народом, унижалась уже на чужой земле, куда она сама никогда не стремилась, но только для того, чтобы спасти свою дочь, которая еще не особенно понимала, что происходит, но, тем не менее, любознательно смотрела по сторонам, то и дело натыкаясь то на рыдающее лицо матери, то на дула автоматов, что были направлены в ее сторону.