Анатоль Имерманис - Пирамида Мортона

И тут же — озабоченное лицо шефа полиции, он совещается со своими подчиненными. Номерной знак машины, на которой сбежал убийца, оказался фальшивым, владельца не удалось установить. На заднем фоне — электрический план Нью-Йорка с перемещающимися в разных направлениях светлячками. Это патрульные машины. В репродукторе слышны их переговоры.

— Сектор 205! Ничего не обнаружили, просим разрешения прекратить поиски.

— Сектор 83! Какого черта мы зря расходуем бензин?

Ничего комического нет в этих кадрах, но в зрительном зале слышен смех. Смех богов, взирающих с высот своего превосходства на жалкие потуги муравьев. Такого еще не видел свет — полиция в полном неведении, а им, зрителям, получившим из Телемортона волшебный дар всевидения, известно, где живет убийца и даже как его зовут.

Переключение. Какой-то непонятный для меня медицинский аппарат с экранчиком, по которому конвульсивно перебегают светящиеся зигзаги.

Последняя судорожная вспышка, зкранчик гаснет. Мы в госпитале Святого Патрика. Медсестра срывает с профессора Маркина марлевую маску, другая сдергивает перчатки.

Профессор пристально смотрит на операционный стол, кивает головой, ассистент закрывает простыней кусок молочной кожи с рубчиками хирургических швов, санитары перекладывают неподвижное тело на каталку.

— Сигарету! — хрипло говорит профессор, вытирая тыльной стороной ладони обмякшее лицо. К нему подскакивает телеоператор с пачкой телемортоновских сигарет.

Каталка с закутанным в простыню телом останавливается перед дверью с надписью “Морг”.

Голос:

— Тора Валеско скончалась! Передачу из госпиталя Святого Патрика вел телеоператор 972 Уилтон Крэсси, мне ассистировали…

Я, должно быть, на секунду потерял сознание. В самом начале я еще сознавал, что хирурги борются за жизнь не кого-нибудь, а Торы. Торы, которую я еще шесть часов назад держал в своих объятиях. Торы, носившей на пальце подаренное мною обручальное кольцо. Вечером я был еще уверен, что люблю ее. Возможно, то действительно была любовь, но Телемортон оказался сильнее. Телемортон, подобно вакуумному аппарату, высасывал из души человеческой все без остатка чувства, оставляя девственную пустоту, в которую неслыханным водопадом устремлялась лишь одна эмоция — эмоция зрителя. Все, что происходило в операционном зале, для меня, как и для всех, было лишь частью сверхнатуралистического представления с тремя зрелищными компонентами: убийца, жертва, полиция. И только, когда телеоператор, заканчивая передачу из госпиталя, назвал ее имя, я осознал, что теряю близкого человека.

Но наркотик уже глубоко сидел во мне, проник в кровь, перемешиваясь с гемоглобином, подхлестывал, придавал нечеловеческую выдержку. Через секунду я вырвался из забытья — не затем, чтобы плакать и рвать на себе волосы, а чтобы продолжать свое насыщенное до предела существование в единственном существующем из миров — в экранном!

Я открыл глаза. Мир до неузнаваемости изменился.

Дерущиеся подростки, кулаки, сверкающие в полутьме, занесенные ножи, крики ярости, одобряющие возгласы азартно наблюдавших за боем девчонок. Рассеченная лезвием щека, хлещущая из раны кровь, двое остервенело топчут упавшего противника.

— Колоссально! — сказали бы зрители в другое время. Но сейчас кровавая уличная драка казалась лишь небольшой освежающей интермедией. Режиссер передачи и на этот раз проявил блистательную способность проникнуться психологией зрителя. Еле я понял — это то самое столкновение двух конкурирующих молодежных банд, которое я, еще не подозревая о грядущей сенсации, собирался включить в программу между шамканьем Дрю Пирсона и песней Торы Валеско, — как ведущий уже заявил:

— Вы видите записанное на видеопленку уличное происшествие, о котором нам сообщил господин Эрвин Ютмеккер. Премия в тысячу долларов будет ему вручена завтра. Мы не считали нужным прерывать передачу, так как подобные происшествия вы сможете увидеть в каждой программе Телемортона. Как видите, наш вертолет прибыл на поле боя раньше полиции!

Несколько кадров, показывающих прибытие полицейских, обрушившиеся на головы дерущихся дубинки, убегающих подростков, наручники на запястьях арестованных, и уже снова голос ведущего:

— Если вы заметите что-нибудь, достойное внимания Телемортона, сообщите сначала нам и только после этого в полицию. За каждую минуту телевизионной передачи вы получите 1000 долларов! Не забудьте — сперва Телемортон, а уже потом полиция! А теперь могу вам сообщить, что телефонная связь восстановлена. Полиция предупреждена. Сейчас мы вам покажем арест Джорджа Васермута, убийцы нашей звезды Торы Валеско!

Полицейские машины останавливаются на знакомой нам улице. Детективы окружают здание, занимают пост во дворе. Четверо во главе с инспектором с револьверами наготове поднимаются наверх.

Переключение. Мы в комнате Васермута. Резкий звонок. Васермут подбегает к окну, отскакивает, ищет, куда спрятаться. Снова подбегает к окну, заносит ногу через подоконник. Неужели он решится прыгнуть? Нет. Крупным планом его лицо. Отчаяние, безысходность. Дверь с треском распахивается. Детективы бросаются к окну. Васермут соскакивает с подоконника и, теряя сознание, падает на пол.

Потом… Что было потом, я уже не помню. Запас эмоциональных сил был истощен до предела. Я даже с облегчением вздохнул, когда полицейский врач объявил, что ввиду состояния арестованного допрос придется отложить до утра. Нам показали его в последний раз — через волчок тюремной камеры, лежащего на тюремной койке.

Экран погас. Быстро задвинувшийся занавес отделил зал от сцены. Медлительность, с которой он приоткрылся часов семь назад, была тщательно рассчитанным обманным эффектом.

Оглушенный, приведенный врачом (черт знает, какую дрянь он мне впрыснул!) в сомнабулическое состояние, я даже не заметил, как вертящаяся сцена вынесла меня вместе со всеми участниками программы в другое помещение. Оно было приспособлено для длительного бодрствования. Повсюду движущиеся на колесиках столики, уставленные подносами с бутербродами, самонагревающимися, кофейными бутылками и флягами с бренди.

Контрольный экран показывал зрительный зал. Некоторые, потягиваясь, поднялись с мест, большинство оставалось в полулежачем положении. Бледные, с трясущимися руками, они принялись обсуждать невероятное происшествие, свидетелями которого оказались.

Неожиданно занавес опять раздвинулся. Сцена представляла собой жилую комнату. Кровати, стол с остатками еды, несколько стульев, тумбочка с телефоном, радиоприемником и обычным телевизором. А на заднем плане — все тот же огромный телемортоновский экран. В комнате находилось двое до невероятности смешных человечков. Низенький пожилой мужчина с брюшком и лысой, совершенно круглой головой, так и излучающей уютное веселье, и гренадерского роста ворчливая старуха в старомодном чепчике на украшенных бумажными папильотками волосах.