Анатоль Имерманис - Пирамида Мортона

Но, возможно, все это мне только почудилось. Ведь недаром я уже не отличал живых людей от кукол. Потом я бессмысленно петлял по коридорам, временами останавливался и, прислонившись к стене, чтобы не упасть, пытался понять, куда делась моя комната. О том, чтобы повернуть стрелку на браслете, не могло быть и речи.

Даже световое пятно то раздваивалось, то совсем изчезало. Я уже приготовился заночевать на полу, когда опять увидел Тору. Она была далеко, на том конце, а рядом с ней похожий на Гарри Купера долговязый парень.

— Тора! — хотел я крикнуть, но язык не слушался.

Где-то вдали стена раздвинулась, она исчезла за ней, парень завернул за угол и тоже пропал.

Я добрался до конца коридора и принялся искать ее комнату. Мне показалось, что я нашел место, где она исчезла, и я долго стучал в стенку, уговаривая ее впустить меня.

Она не открыла.

Мне было уже на все наплевать, я поставил стрелку циферблата на “ДВАБ”, стена почему-то сразу раскрылась, мне навстречу выбежали цилиндры и уложили в готовую капсулу. Все-таки лучше, чем ночевать на полу! — подумал я и тут увидел склонившуюся надо мной Тору. Она была прекрасна, как никогда, ее пламенные волосы волнами падали на белый комбинезон с золотой надписью “Биомортон”.

— Тридент Мортон, штат Нью-Йорк, Пятое авеню! — объявила она запоминающему устройству.

— Дура! Такого нет в биосписках! — заорал с потолка металлический голос.

Цилиндры уже запустили свои щупальцы в капсулу, чтобы вытащить меня, но я отчаянно отбивался. Ведь я знал, что немедленно потеряю Тору, как только снова окажусь в огромном лабиринте коридоров, лифтов, увеселительных залов…

Я проснулся в своей комнате. Голова, в отличие от прежних пробуждений, совсем не болела, похмелье было скорее духовным и не мешало думать. Я уже решил про себя, что анабиозный дом, несмотря на его кибернетические ужасы, все-таки самое лучшее место для того прыжка из прошлого в настоящее, за который так тревожился Мильтон Анбис. Здесь я сразу получил концентрат всего, чем отличается эпоха — от удовольствий до отчаяния. Доза была почти убийственна для новичка, но первые, самые опасные дни уже позади. Если я собирался выжить в этом мире, то куда мудрее сразу окунуться в него.

Нигде не представлялась такая уникальная возможность узнать так много в такой короткий срок. Например, та же “Стена”. По Телемортону показывали одну серию в месяц, и то до последнего декалетия. С тех пор показ для обычных смертных был запрещен. То же самое относилось ко всем другим слишком мрачным, с точки зрения сегодняшнего благополучия, лентам. А здесь, в специальном зале “Телемортона” наши старые видеопленки демонстрировались круглосуточно. Кроме того, в биодоме на фоне других, куда больших Диковин, мои странности не были так заметны. Почти ни один анабиозник не видел до сих пор ни живых биокукол, ни столов-самобраной. Для большинства даже само понятие “робот” смахивало на сказку. Людям нечего было делать, они лезли из кожи вон, чтобы придумать себе хоть какое-нибудь занятие. Даже электрические бритвы и пылесосы моего времени были поэтому выброшены на свалку. Здесь, где все чему-то удивлялись, и я мог себе позволить высказывать удивление, не рискуя быть сочтенным за полупомешанного. Здесь все, в сущности, были немножко тронутые. Вера в анабиоз чем-то походила на веру в загробный мир у людей моего времени. Телемортон уверял их, что они воскреснут, Телемортону верили, но все же втайне сомневались. Неистовость, с которой набрасывались на увеселения, любовь, еду, наркотики, не была естественной. То был пир во время чумы, хотя редко кто признался бы даже самому себе в этом.

Этим утром прежний Тридент Мортон, который, воспользовавшись страхами неведомого мира, залез было обратно в меня, умер. Окончательно и бесповоротно. Не для того я на пятьдесят лет ушел из жизни, чтобы снова напиваться, обнимать случайных женщин, а потом презирать и их, и себя. Я буду по-прежнему ходить и в бесчисленные рестораны и бары, и в комнату галлюцинаций, и даже в комнату любви — но так, как медик в анатомический зал! Останусь здесь по возможности дольше: а там — посмотрим. Перспектива перейти из одного анабиоза в другой уже сама по себе была не из приятных.

Но мне впервые захотелось жить, чтобы крушить и ломать, топтать и жечь, а потом плясать на обломках. Я негаданно вспомнил свой гороскоп. Как там было? Врываться в самую структуру эпохи. В ее лицемерное благополучие, в ее глобальное время глобального обмана, где куклы становятся кинозвездами.

Только теперь я открыл глаза. Что-то в моей комнате изменилось. Прямо перед кроватью стояла на мольберте большая картина. Виктор говорил мне вчера, что здесь исполняется практически любое желание, но ни в какой Зал заказов я не заходил, никакой картины не заказывал. Я приподнялся, чтобы лучше рассмотреть ее.

Небо с незнакомыми созвездиями, причудливый свет, исходивший как бы из-под земли. Немного приподнятая над ней платформа, внизу черный провал бесконечной шахты. На платформе открытая капсула, вокруг нее удивительные существа. Почти люди, но с бессмысленными личиками и тоненькими ручками. А в капсуле — только что ожившая Тора. Нагое тело почти скрыто длинными красноватыми волосами. На него падают бледные тени странных существ и слабые блики подземного света.

Лицо еще мертвенно бледно, но глаза уже живут. В расширенных зрачках не чувствуется ни изумления, ни ужаса. Неизбежность страшного мира — вот что я прочел в воскреснувших глазах.

— Доброе утро! — услышал я за спиной. — Никогда до сих пор не представляла себе, что можно так напиваться!.. Ты стучал так громко, что даже сквозь стену было слышно. Я вышла, но ты уже спал. Прямо на полу. С трудом втащила тебя в комнату… С моей стороны это, конечно, глупо. Надо было оставить тебя в коридоре… Между прочим, откуда ты знаешь мое имя? Помнишь, позавчера я шла на “Телемортон”, ты впервые в жизни увидел меня — и вдруг назвал по имени?.. А потом кричал что-то бессвязное… И сегодня ночью тоже… Будто меня застрелили и похоронили в “Пантеоне бессмертных”. А потом тебе казалось, что я биомортоновская служащая, и ты кричал, чтобы я поскорее сняла этот проклятый белый комбинизон, и все такое…

Я пытался воссоздать образ той Торы. На миг он подобно миражу повис в воздухе и тотчас развеялся. Недаром я даже в те времена вспоминал одни лишь внешние признаки — волосы, смех, какое-нибудь движение.

— Теперь вспомнил? — она провела рукой по моему лбу. — А я сразу поняла, откуда это у тебя… Позавчера мы смотрели в кино старые видеопленки, и ту тоже, где мой дед убивает мою бабушку во время первой телемортоновской передачи… Ты был на одном из сеансов, потом пошел в зал галлюцинаций, и когда увидел меня… Правда, я на нее очень похожа?