Артур Карнеллин - Ученик жнеца

Зазвонил телефон. Все сразу замолчали в поисках своих смартфонов, будто это был знак обратить внимание на гостя. Звонили Андрею. Он извинился, встал из-за стола и вышел в прихожую.

– Андрей, извини, не смогу заехать к Вере Борисовне, – послышалось в трубке сразу после того, как он принял звонок. Звонила Катя.

– Привет, Катя, что случилось? – оглядываясь на кухню, спросил Андрей в надежде, что никто не услышал.

– Меня тут подрезали, разбили зеркало и поцарапали крыло, – возбужденно ответила Катя. – Стоим, ждем ГАИ. Не знаю, на сколько это все затянется.

– Всё нормально, не переживай. Ты сама цела? Помощь нужна какая? – успокоил собеседницу Андрей.

– Уже все решили, муж подъезжает. Спасибо.

– Как быть с процедурами мамы?

– Думаю, один укол можно пропустить. Я завтра с утра заеду…

– А, хорошо, – с долей сомнения сказал Андрей.

– Ты наблюдай за состоянием Веры Борисовны, если станет хуже, вызывай скорую. Я всю информацию о лечении передаю в вашу поликлинику, они там знают, какой препарат колоть.

– Ох, надеюсь, это не пригодится.

– Извини ещё раз, мне пора идти, – протараторила Катя.

– Да, конечно, на связи…

Андрей заволновался. За этим молчаливым поеданием лосося он совсем забыл про маму. Стало как-то не по себе, ладони вспотели. Надо было срочно ехать к ней.

Вернувшись к друзьям, Андрей снова заметил, какими счастливыми со стороны они казались. Общение с Глебом и Оксаной так шло им, что напоминало сцену из какого-то семейного фильма.

– Ребята, прошу извинить меня, надо ехать к маме, – дрожащим голосом проговорил Андрей.

Все снова замолчали и с интересом уставились на Андрея.

– Все нормально? – тревожно спросил Герман, привставая со стула.

– Медсестра не сможет заехать для процедур. Попросила наблюдать за состоянием мамы, – ответил рассеяно Андрей, ища глазами телефон.

– Он у тебя в руках, – будто поняла его Диана, – телефон.

– А, да, точно… Извините. Спасибо за ужин все было вкусно. Диана все же готовит лучше тебя, – попытался пошутить Андрей.

Герман пропустил шутку, погрузившись в раздумья.

– Тебя подвезти? – вдруг спросил Глеб.

– Ты же выпил! – грозно уточнила Оксана, – сейчас закажем такси!

– Спасибо, я сам. – Андрей направился к выходу.

– Подожди, – позвала Диана, – положу Вере Борисовне рыбку.

Андрей недовольно вздохнул. Не хотелось терять ни минуты.

Чем дольше такси стояло на светофорах, тем тревожнее на душе становилось Андрею. Он был готов выйти и пойти, побежать, лишь бы успеть быстрее к маме. Таксист будто понимал, что попутчик торопится, но сам даже не собирался ускоряться. Андрей вспомнил, что даже не позвонил матери, хотя мысленно уже приготовился к худшему. Дрожащими пальцами он набрал её номер и с замиранием сердца приложил телефон к уху.

Гудок. Ещё один гудок. Ещё. На той стороне никто не отвечал. Андрей слышал, как колотится его сердце, чувствовал, как пот стекает по вискам. Что-то было не так. Он набрал маму ещё раз. Снова гудки без ответа.

Таксист неторопливо входил в повороты, покачивая головой в такт музыки из приемника. Улицы, по которым уже столько раз Андрей проезжал на таким, теперь казались бесконечными и заполненными. Воздух будто уходил из салона, наполняя его холодной и сырой безнадежностью. Сердце Андрея бешено колотилось, он почему-то вспомнил, что никто из друзей не вызвался поехать с ним. Так было бы спокойнее что ли, но Герман и Диана остались там, за приятным ужином с вином и добрыми рассказами, когда все зло мира, казалось, сосредоточилось на этом одном маршруте. Андрей чувствовал, как злость, обида и отчаяние охватывали его со всех сторон.

– Вот, доехали, – сказал таксист, когда автомобиль затормозил у подъезда Андрея, – буду признателен, если поставите оценку.

Андрей злобно взглянул на него и выбежал из машины. Он даже не помнил, как взобрался по лестнице на седьмой этаж. Ключи, как назло, не слушалась, когда он пытался открыть дверь.

– Мама? – испуганно позвал Андрей, победив, наконец, замочную скважину и вбежав в квартиру.

В квартире было темно и, как ему показалось, пусто. Будто никто и не жил в ней. Становилось ещё тревожнее.

– Мама! – ещё громче позвал Андрей.

Никто не отвечал.

Он прошел на кухню. Ужин был не тронут. В гостиной тоже никого не было. Вера Борисовна должна была уже откликнутся, даже если спала.

– Мама… – Андрей открыл дверь в комнату Веры Борисовны и увидел силуэт на полу темной комнаты.

Вера Борисовна лежала на полу с телефоном в руках. Она пыталась кому-то позвонить, но, видимо, не успела. Произошло что-то ужасное. Андрей понимал, и от этого становилось только хуже. Включив свет, он сел на колени перед лежащем на полу телом. Что делать, он не знал. Она не дышала, пульса не было, лицо застыло в болезненной гримасе, пальцы казались неестественно скрюченными. Андрей попробовал приподнять маму, но всё её тело будто бы противилось этому. Она казалась тяжелой и холодной, отчего все органы внутри сжимались, отдавая глухой болью где-то в середине груди. Андрей почувствовал, как слезы наворачиваются на его глазах. Он уехал, оставив её одну, он в этом виноват. Прижавшись к остывающей груди матери, Андрей громко зарыдал, поливая слезами шелковую пижаму Веры Борисовны.

Скорая приехала через пятнадцать минут. Все это время Андрей прорыдал на груди у матери, а когда врачи уложили её на носилки, даже не смог с первого раза встать на ноги. Все тело тряслось, казалось ватным, а внутри всё будто бы оборвалось, и весь мир резко потемнел. Врач что-то спрашивал у Андрея, а он лишь пустыми глазами смотрел, как остывающее тело укрывают с головой чем-то черным.

Реанимировать Веру Борисовну не удалось, выяснить причину смерти – тоже, даже время смерти не смогли сказать. Врач, приехавший на вызов, сидел и что-то заполнял, держа на коленях чемодан. Полицейский что-то обсуждал с другим, похожим на полицейского, и время от времени тоже что-то записывал. И только Андрей, медленно опустившись по стене на пол, не понимал, что происходит. Он что-то отвечал на вопросы, не отводил взгляд от прикрытого тела матери и чувствовал, как глубокая тоска охватывает все вокруг.

Врачи, полицейские и ещё кто-то в формах вели себя спокойно, что даже возмущало. Любезно переговаривались между собой, иногда подшучивали, называли закрытое тело мамы трупом. Андрей почему-то понимал, отчего они так себя ведут, но всё равно не мог их за это простить. Осознание смерти родного человека приходило волнами: сначала не верилось, что все это произошло, а после не верилось, что там, на носилках лежит именно Вера Борисовна. Не верилось и в то, что сейчас её отвезут в морг, а не в больницу, ещё большую горечь вызывал тот факт, что уже никто не сможет её помочь.