Павел Когоут - Палачка

— Господи! — сказал вдруг Шимса. — Ты только погляди на это! — Господи! — повторил за ним Влк. — И откуда только взялось такое?

По направлению к ним двигалась брюнетка той особой южной породы, про которую трудно сказать, пятнадцать ей лет или тридцать. Только что сошел последний снег, и солнце с трудом вытягивало из деревьев первые почки, но, несмотря на это, на ней было летнее платье из набивного льна, которое открывало все, что только можно: длинные, сильные ноги без чулок, загорелые руки и, самое главное, прелестно вылепленные груди; сквозь облегающую ткань ясно угадывался и треугольник лобка. За ней с хриплым криком чертили воздух крыльями чайки; казалось, приближается сама весна.

Было утро, но Влк с Шимсой уже почти три часа сидели за своим любимым столиком в кафе „Спарта“. И почти три года прошло с того летнего вечера в душном кинозале, когда Доктор произнес свою историческую фразу. Его предчувствия, которые, естественно, основывались на хорошей осведомленности, вскоре начали сбываться. Хотя золотые времена Больших Акций еще не вернулись, ибо не иссякло еще ханжеское отвращение к политическим процессам, кризис все же был преодолен, и о стабилизации можно было судить по ужесточившимся наказаниям за уголовные преступления. Влиятельные лица — Влк с Шимсой угадывали за этим кропотливую созидательную работу Доктора — наконец уяснили, что Акции благотворно воздействуют на обывателя: рядовой гражданин чувствует сильную руку властей и цену своей безопасности; политическая оппозиция, даже самая легальная, достаточно умна, чтобы понимать: раз уголовное наказание закреплено в законе, решение о его применении возложено на органы власти, все это и определяет цену лояльности.

Оживление в сфере их деятельности повлекло за собой ряд обнадеживающих сдвигов к лучшему. С увеличением числа клиентов стало меньше дрязг из-за премий, служебных машин, остатков последнего ужина смертника и даже традиционного права продажи веревки после Акций. И было бы вполне естественным, если Влк и Шимса после стольких лет воздержания с головой окунулись бы в радости жизни. Девяносто девять их коллег из ста, несомненно, так бы и поступили. Но только не они! Отношение Влка к своей специальности вырабатывалось на протяжении почти четверти века; за эти годы он достиг вершин мастерства и глубин философии. Шимса, хотя и гораздо более молодой, оказался его достойным учеником.

У Влка не было детей. У единственной женщины, которую он любил и от которой мечтал их иметь, случился выкидыш в ту минуту, когда в благодарность за ее сладостные тайны он открыл ей свою; с того времени Маркета стала бесплодной. Надо ли удивляться, что всю свою нерастраченную отцовскую любовь он в скором времени перенес именно на Шимсу. И надо ли удивляться, что сирота Шимса, познавший лишь казенный быт детских домов и казарм, платил ему чувством, ни в чем не уступавшим сыновней любви, тем более горячим, что это чувство не могли охладить обычные семейные дрязги, а искусство и замыслы Влка вызывали у него глубокое восхищение.

Замысел, возникший когда-то, во время падения одной из Персеид, вместе с ней ушел в небытие, ныне перед ним зажигался зеленый свет. Колоссальный шанс, естественно, требовал столь же колоссальной ответственности. Влк всегда придерживался крамольного мнения, что столько раз воспетая гильотина на самом деле девальвировала их специальность. Этим гигантским ножом для рубки капусты мог орудовать любой примитив, и со временем среди исполнителей их становилось все больше и больше. И разве не показательно, что французы с этим своим знаменитым изобретением не продвинулись дальше собственных Дьявольских островов? [29] Имеются в виду острова Французской Гвианы, на которых размещалась каторжная тюрьма, где отбывали наказание особо опасные преступники, в том числе — политические Что даже нацисты в своей сказочной империи, делившие людей на палачей и жертв, отдавали предпочтение плахе с топором до тех пор, пока не возник острый дефицит способного персонала? Насколько же чудеснее бездушной машины живая школа — не курсы, где штампуют серийных ремесленников, а подлинная alma mater poprawczonorum, выпускник которой узнает все, что принесло человечеству заплечное мастерство всех эпох и континентов и, кроме того, сможет развить свою творческую индивидуальность! Только это, по замыслу Влка, поднимет их специальность на высочайший уровень, чтобы соответствовать славным традициям и возрастающим требованиям времени.

Принципиальное одобрение было в скором времени получено. Уже в конце осени Влк смог сообщить друзьям известие, имевшее для них столь же судьбоносное значение, как когда-то для американских физиков — разрешение на производство Бомбы. Никто, разумеется, и не спрашивал, от кого оно исходит, — к тому же несложно было вычислить того единственного человека, который располагал необходимыми полномочиями, финансами и возможностью законспирировать новое учреждение сверху донизу; ни о чем не спрашивать — это первое conditio sine qua non, [30] непременное условие (лат.) с чем мудрый Влк, разумеется, считался и в чем сумел убедить честолюбивого Шимсу.

В тот вечер он впервые пригласил его к себе, куда не водил никого, ибо туда не должна была проникать мирская суета; как сожалел он о том, что единственный раз в жизни нарушил обет молчания: сейчас он наблюдал бы чудо превращения своей девочки — зародыш был уже настолько развит, что пол его легко определялся, — в девушку. Жена Влка, все еще привлекательная, несмотря на то, что время и тоска несбывшегося материнства — увы! — отпечатались на ее лице, устроила небольшой прием. Они немного потанцевали, прилично выпили и хорошо провели время втроем; Влк даже предложил Шимсе перейти на „ты“ — в неофициальной обстановке, конечно.

За праздниками пришли будни. Они были особенно печальными, ибо одно обстоятельство резко перечеркнуло первоначальные планы. Неизвестное влиятельное лицо — они с Доктором называли его Инвестор — категорически отвергло статус института, более того, настаивало, чтобы весь курс уложился в рамки одного учебного года. За несколько дней Влк пережил настоящий кризис и был уже почти готов предпочесть прекрасную мечту уродливой действительности; как ни странно, выйти из кризиса ему помог Шимса. Ведь и его образование, убеждал он, длилось года три, к тому же писать-то пришлось вместо парты на колене, и единственными его учебными пособиями были пара-тройка книг да сами клиенты! Ведь достаточно, доказывал он с карандашом в руке, сделать субботу учебным днем и организовать интенсивное обучение с первого сентября по тридцатое июня, с утра до вечера, а самое главное, от звонка до звонка, чтобы эффективность по сравнению с обычными школами возросла втрое.