Павел Когоут - Палачка

Теперь он понял что к чему и распорядился, чтобы телят выпускали одного за другим. Он отшлифовывал технику: вжавшись в боковину ворот, в нужный момент подскакивал к затылку очередной жертвы и стрелял. Четыре раза это получилось великолепно. Он вставил третью обойму и приказал выпустить сразу шесть голов.

— Дадим им шанс! — весело крикнул он. Теперь в холодных голубых глазах светился нескрываемый интерес. Ему захотелось, чтобы в них появилось восхищение. Двадцать четыре копыта ударили по барабанным перепонкам с такой силой, что ассистенты заткнули уши. Он топота не слышал. Опершись правым плечом о притолоку тоннеля, он держал левую руку с «девяткой» на уровне глаз. Шимса и в мыслях не допускал осечки. Восемь смертей — двенадцать выстрелов. Вот так, полагаясь лишь на себя, он вырабатывал собственный стиль… В нем произошла удивительная метаморфоза: теперь он уже не человек с пистолетом, а человек-пистолет.

Бежавший впереди теленок, обезумев от топота и мычания других животных, пустился галопом и пролетел мимо Шимсы, — казалось, выстрел запоздал. Увидев, как на затылке вспыхнул багровый сигнал, он уже знал, что дальше по плитам скользит всего лишь мертвый кусок мяса. Но он уже сделал следующий выстрел, и второй теленок без признаков жизни уткнулся в труп предыдущего. Третья туша налетела на них с такой силой, что первая, как мешок, свалилась с плиты на пол цеха. Три оставшихся теленка аккуратно улеглись в ряд. Груда мяса и кожи не шевелилась.

Холодные голубые глаза потеплели: в них светилось признание. И Шимса, которого до этого момента с людьми связывала лишь субординация, внезапно почувствовал к человеку в черном плаще необъяснимую симпатию. Жаль, подумал он, что мы расстаемся. Может, у меня появился бы… Он одернул себя: его домом было все государство, и лишь неблагодарный мог желать большего… Потом он опять стрелял и стрелял, а под утро чуть не закоченел в кузове грузовика.

Не успел он повалиться на койку, как его подняли на медосмотр. Такова жизнь кадрового военного: либо он дрючит, либо его дрючат; он даже не заикнулся, что недавно свалил две сотни голов, не может шевельнуть левой рукой и почти оглох на левое ухо. За воротами ждал джип с брезентовой крышей. Шофер жестом показал, чтобы он садился сзади. Едва Шимса, засыпая на ходу, плюхнулся туда, дверца захлопнулась с лязганьем танкового люка, и он очутился в темноте. Пока автомобиль набирал скорость, он ощупал предметы вокруг себя и понял: брезентом замаскирован бронированный фургон для перевозки заключенных — он догадался об этом по колодкам для ног, рук и шеи. Однако страха он не испытывал. Инстинктом одиночки, с раннего детства рассчитывающего только на свои силы, он за сотню верст чуял опасность. У него появилось чувство, что эта поездка — скорее выражение благосклонности. Время было неспокойное, но, даже призвав на помощь всю свою фантазию, он не представлял, кому мог помешать молокосос из школы сержантов, который трахнул нескольких девочек и шлепнул нескольких бычков. Он зевнул, отыскал между железными кольцами свободное место и уснул.

Его разбудила пощечина, но это был всего лишь шофер, испугавшийся, что парень дорогой задохнулся. Он вылез, сделал несколько приседаний, чтобы прийти в себя, и огляделся. Джип стоял под балконом какого-то замка с белыми следами на фасаде от снятой вывески ОТЕЛЬ «ДИАНА»; от здания спускалась лужайка к берегу озера, где чернел круг старого кострища, выложенного обожженными камнями (он ни разу не признался в этом даже Влку, но когда позже узнал, какой объект выделили исполнителям для отдыха, всегда увиливал от поездок сюда).

В оленьем зале — на столиках, сделанных из рогов, стояли полевые телефоны — его ждали трое с бойни, правда, теперь они были в отлично сшитых костюмах. Хозяин черного плаща, назвавшийся полковником Артуром, представил бежевого как майора Богдана, а зеленого — как капитана Владислава. Шимса решил, что это клички, а начальные буквы означают иерархию. Потом командир ввел его в курс дела.

То, что революция победила, начал полковник Артур, не вызывает сомнений. Но это не значит, что реакция побеждена. Революционеры, которым раньше нечего было терять, теперь могут расслабиться и потеряют бдительность, тогда как реакционеры начнут активизировать свою деятельность, поскольку теперь терять нечего уже им. Революция — здесь, реакция — там, но между ними нет четкой границы. В то время как реакционеры, потерявшие то, что имели, могут внедриться в ряды революционеров, революционеры, не достигшие всего, к чему стремились, могут скатиться в ряды реакционеров. Революция стоит на опасном перекрестке, и в такой момент нельзя доверять никому.

А там, где есть перекресток, продолжал полковник Артур, там необходима и служба, регулирующая дорожное движение и наказывающая «лихачей». У нас есть полиция и суды, но это не значит, что на них можно целиком положиться. Ударившись в формализм, они преследуют революционеров, преступивших закон в силу своей революционности, но в то же время, ударившись в догматизм, охраняют реакционеров, соблюдающих закон лишь в силу своей реакционности. Именно поэтому революции необходимо создать еще один тайный орган, назначение его — разоблачать и карать негодных руководителей. Таким органом является ТАВОРЕ.

В нем, продолжал полковник Артур, залог того, что даже самые опасные реакционеры, маскирующиеся под революционеров, будут разоблачены. Конечно, лишь в том случае, если каждый член Тайного Войска Революции выполняет его основной закон — АПАНАС. В нем перечислены требования службы: конспирация по вертикали и горизонтали, приказы и донесения передаются шепотом и с помощью шифров. За нарушение Абсолютного Повиновения, Абсолютной Надежности и Абсолютной Секретности, естественно, полагается и Абсолютное Наказание.

Но за все это, продолжал полковник Артур, членам ТАВОРЕ, выполняющим АНАНАС, в свою очередь, предоставляются и широкие права: они подчиняются лишь руководителям государства. Если революция прикажет, для члена ТАВОРЕ не должно существовать никаких других законов; предусматриваются и превентивные меры: член ТАВОРЕ имеет право карать реакционеров, причем ему самому гарантируется неподсудность. Шимса оказался здесь из-за своего усердия на бойне. Его дисциплинированность отмечалась еще в справке из детского дома; решающим же фактором стало отсутствие у него родных. Войсковой части, где он служил, только что сообщили о его гибели в автомобильной катастрофе, поэтому теперь Шимса может начать новую жизнь, став членом большой семьи ТАВОРЕ. Разумеется — в холодных голубых глазах мелькнула ирония, — после своей «гибели» ему больше не придется выплачивать алименты мошеннице-цыганке, а впредь следует быть осмотрительнее.