Павел Когоут - Палачка

— Марк!.. Марк!..

…А потом когда они, мокрые от пота, не разжимали объятий, пока их дыхание не выровнялось, Маркета произнесла слова, которые он так ждал все эти годы:

— Бедя, мне кажется, теперь у тебя будет.

55.

сын.

Готовый в любой момент броситься на выручку и пустить в ход нужные связи — без них ПУПИК не смог бы появиться на свет, — Доктор целый год отклонял все приглашения лично ознакомиться с училищем. Должность, о высоте которой можно было судить по уровню его знакомств, очевидно, отнимала у него столько времени и сил, что он с большим трудом изыскивал возможность посещать Акции, а как-то раз даже деликатно попросил немного оттянуть начало обработки, если ему придется задержаться. И поспел буквально к шапочному разбору, когда Шимса, в ту пору еще новоиспеченный вице-мастер, уже не мог без риска для своей репутации продолжать делать вид, что у него запутался узел. Поэтому Лизинка долго оставалась для Доктора чем-то сугубо абстрактным: он интересовался в основном ее отметками в четверти, чтобы доложить Нестору. С большим любопытством он стал относиться к ней только после «казуса» на границе.

— Поздравляю, — сказал он Влку на третий день после поездки. — Я всегда болел за вас, а теперь еще и завидую.

Как обычно, они с Влком договорились ненадолго встретиться в середине дня в маленьком винном погребке с уютными кабинетами. Неяркое освещение и задрапированные двери располагали к интимным свиданиям, но захаживали сюда исключительно люди, одеждой, поведением, да и чертами лица походившие друг на друга, как супруги после многолетней совместной жизни. Дело в том, что на соседней улице были сосредоточены центральные органы полиции, в том числе и тайной. И хотя посетители старались не замечать друг друга, от Влка не укрылось, что, завидев Доктора, все они невольно вытягивались по струнке.

— Вы завидуете, — удивился Влк, — той унизительной сцене?

— Я завидую, — уточнил Доктор, — той поразительной силе, которая сделала вас участником этой сцены. Как ваш ровесник я могу это оценить. Но не будет ли какого подвоха со стороны этой, — спросил Доктор, явно обеспокоенный, — девочки?

— Подвоха? Какого? — не понял Влк.

— А вдруг она подзалетит? Или, — спросил Доктор, ошеломленный собственным предположением, — уже подзалетела и впутает в это дело вас? Свидетелей-то у нее полно!

— А для чего, — спросил Влк, тоже встревожившись, — ей это делать?

— А почему бы, — спросил Доктор, — и нет?! Разве вы не идеальная партия? Да она была бы за вами, как у Христа за пазухой! Это все равно что актрисе выскочить за интенданта. А вы знаете, где сгинула бездна талантов? Не в войнах и даже не на плахе. В постели, вот где! Сколько подававших надежды поэтов, перспективных ученых… наконец, сколько нашего брата, исполнителей, променяли свой талант на аппетитные ножки, пока в один прекрасный день не поняли, что очутились в коварной ловушке, где мягко стелют, да жестко спать? А вы так вообще в буквальном смысле угодили в западню! И если она уже через час отпустила вас, то это — перст судьбы, так что бегите от нее куда глаза глядят. Иначе очень скоро убедитесь, что бархатная подстилка поистерлась и осталась голая мышеловка. А вам и дальше придется расплачиваться за минуту блаженства, причем всем — и преходящим, и вечным, до тех пор, пока мышеловка не проржавеет. Тогда вы выйдете на свободу, но будет поздно: ваш карман и ваша душа будут пусты. Неужели вам себя не жалко, — впервые за все эти годы обратился к нему Доктор по имени.

— Бедржих?

— Но я, — возразил Влк, — уже двадцать пять лет благополучно женат и счастлив.

— Счастлив! — изумился Доктор. — Господи, зачем же тогда вы искушаете судьбу, путаясь с неопытной малолеткой?

— А вы, — не сдержался Влк, — видели ее, Доктор?

И вот теперь он ее увидел. На председателя она, по понятной причине, эффекта не произвела, но Доктору пришлось сделать над собой усилие — не поцеловать ей ручку, а всего лишь протянуть шляпу. Перемешивая билеты, он вытащил из-за подкладки предназначавшиеся для Лизинки белую и розовую бумажки, которые запрятал туда еще дома после откровенного разговора с Влком. Выслушав в погребке его мужественную исповедь, Доктор был восхищен блестящим планом, с помощью которого тот собирался разбить любовный треугольник. Он безошибочно уловил главную тревогу Влка и решил пойти ему навстречу: взвесив все «за» и «против», он предупредил его, что сам выберет для Лизинки вопросы. Он непременно подыщет парочку полегче — чтобы ответить на них, конечно, нужны определенные знания, но не обязательно иметь хорошо подвешенный язык, заверил он Влка. Тем самым будет соблюдена fair play [66] честная игра (англ.) по отношению к остальным ученикам, а совесть обоих — и Влка-педагога, и Влка-любовника — останется чиста. И все-таки Влк не мог справиться с волнением: если раньше дело касалось главным образом училища, то теперь речь шла о его жизни. Поэтому он опять сжал кулак.

По «Клаке» Лизинке досталось колесование, и у Влка на секунду потемнело в глазах. Или Доктор сошел с ума, пронеслось в его мозгу, или он предал нас! О колесе написаны целые диссертации, кол по сравнению с ним — сущая безделица! У него немного отлегло от сердца, когда Доктор, до сих пор требовавший от учеников устного изложения, на этот раз указал на стоявший в углу человеческий скелет и распорядился:

— Изобразите-ка нам его на доске.

Лизинка была не особенно сильна в рисовании, но, к счастью, отметка за него на выпускных экзаменах не выставлялась. За пару минут она нацарапала на доске человечка, отдаленно напоминающего Кощея Бессмертного.

— Браво, — сказал Доктор. Влк с удовлетворением отметил, что своей похвалой он помог девушке почувствовать себя увереннее и в то же время оказал некоторое психологическое давление на председателя. — Ну а теперь, милая коллега, обозначьте нам цифрами от одного до девяти, в каком порядке вы будете ломать кости.

Влк молил Бога, чтобы она вспомнила о неудачном ответе Рихарда Машина, — с каким ребяческим легкомыслием тот исправил свою ошибку. Влк перевел дух только после того, как она, немного поколебавшись — рука с мелком блуждала над рисунком, как над шахматной доской, — вывела единичку и двойку, совсем по-детски, в форме кнутика и лебедя, обозначив ими обе голени; но, когда она добралась до шеи, сердце у него снова куда-то провалилось: что же дальше?

— Браво! — сказал Доктор, когда она опустила мелок и перевела на него доверчивый взгляд, — bon!

И он пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, во-первых, что Лизинке выпал вопрос из разряда "на засыпку", а она блестяще раскрыла его. Во-вторых, Доктор сам привел массу подробностей, начиная от количества спиц в кованом колесе — девяти, упоминающихся в древнейших (фризских) судебных книгах, и до двенадцати — по мере укрепления костных тканей у представителей рода человеческого. Далее он напомнил об особом "maniere francaise", [67] французский способ (фр.) когда кости перебивали железной палкой, и под конец о наиболее жестоком варианте, когда перед завершающим ударом вырезали сердце, отрезали гениталии и все это засовывали клиенту в рот. Так поступили в 1692 году с рыцарем Гранвалем, за неудачное — сам виноват, кивнул Доктор, словно это Лизинка ему подсказывает, за удачное он получил бы орден! — покушение на Вильгельма III. Таким образом Доктор практически исчерпал содержание целой главы учебника.