Наталья Елецкая - Правила Зодиаков

– То-то я заметил, что ты рад моему воскрешению.

– Я рад! – Роберт вспыхнул. – Я действительно…

– Оставим условности. Что натворила Агнес?

– Пока ничего. Но она до сих пор не оправилась от потери ребенка. Ее эмоциональное состояние нестабильно, перепады настроения случаются по несколько раз на дню.

– Я заметил, что она на взводе. Но это вовсе не означает, что она совершит какую-нибудь глупость.

– Да что вы можете об этом знать! – фыркнул Роберт. – Это я живу с ней, а не вы. Агнес намеренно ведет себя так, чтобы привлекать к себе внимание: вызывающе, враждебно. Как будто окружающие виноваты в ее несчастье. Как будто они могли вступиться за нее, но не вступились. Агнес и меня считает виновным в том, что ребенок так и не появился на свет. Но что я мог поделать? Сотни семей в городе – и тысячи по стране – оказались в таком же положении. А что вы скажете о семьях, чьих детей отобрали только по той причине, что их матери оказались Весами? Вот это действительно трагедия. Вы не согласны?

– Теория относительного комфорта, – пробормотал Отто.

– Что?

– Дмитрий Мережковский. Был один такой умник, считал так же, как ты… Не важно. Продолжай.

– Агнес вроде бы согласна с Правилами, но свою к ним лояльность она выражает таким образом, что людям наблюдательным все становится ясно. Она глумится над Правилами, но не открыто, а завуалированно, пользуясь разными способами и получая от этого извращенное удовольствие. Надеюсь, на работе она ведет себя по-другому, иначе ей уже указали бы на дверь. Дошло до того, что я боюсь появляться с ней на людях. Мы давно не ходим в гости и никого к себе не зовем. В общем, если не пресечь безрассудство Агнес, дело кончится плохо. Я предлагал ей сходить к психологу, но она отказывается. Может, хоть вас послушает.

– У Агнес депрессия, которая длится больше года, и за все это время ты не удосужился ей помочь!

– Намекаете, что это я во всем виноват? – вскинулся Роберт.

– Не намекаю, а прямо говорю! Именно ты живешь с Агнес – значит, с тебя спрос. Вы поженились, пока я находился в коме, последующие события также произошли без моего участия. А теперь, значит, ты берешь меня в союзники! Удобно устроился: расписался в собственном бессилии и хочешь переложить ответственность на других.

– Я не пытаюсь уйти от ответственности, а делюсь своей обеспокоенностью… Но вы, конечно, правы.

Некрасиво нагружать вас проблемами, учитывая, что вы только сегодня выписались из больницы.

– У Агнес крепкая психика, но и всё крепкое рано или поздно ломается. Хорошо, что она не успела наделать глупостей. Ее ведь не вызывали к Наставнику, не выносили предупреждение?

Роберт помотал головой.

– Но за ней наблюдают – в этом у меня нет сомнений.

Дверь приоткрылась, и виновница их беседы, просунув голову в проём, спросила:

– Вы уже закончили обсуждать мою персону? Тогда идемте пить чай.

– Сейчас, родная. Дверь захлопнулась.

– Вот что, Роберт… – Отто облизал пересохшие губы. – Я что-то совсем расклеился. Отвези меня домой и потом возвращайся за Агнес.

– Может, вызвать «скорую»? – обеспокоенно спросил молодой человек.

– Ерунда. Мне просто нужно лечь в постель.

В коридоре Роберт подал Отто куртку и помог ему одеться. Из гостиной слышались голоса Уны и Агнес. Совсем как в старые времена, когда они втроем еще были счастливы, и будущее виделось им радостным и светлым.

Спуск по лестнице без лифта оказался настоящим испытанием. Отто переставлял ноги медленно, словно дряхлый старик, и крепко держался за перила, опасаясь потерять равновесие. Роберт придерживал его с другой стороны, и Отто, в другое время с негодованием бы отвергший столь постыдную помощь, сейчас радовался крепкому плечу зятя.

Студеный воздух был как удар хлыстом – резкий и болезненный. На мгновение у Отто перехватило дыхание, но в следующую секунду он уже жадно, полной грудью вдыхал этот чистый осенний воздух, пил его, словно живительный кислород из альпинистского баллона, и никак не мог надышаться. Муторная тошнота, вызванная мигренью, медленно отступала.

– Вы можете идти дальше? – тревожно спросил Роберт, заглядывая ему в глаза. – Я припарковался на соседней улице… Или знаете что? Вы посидите тут, а я подгоню машину.

Он усадил Отто на скамейку и ушел.

Отто привалился к жесткой спинке, не сводя взгляда с угла дома, куда свернул Роберт, и где минутой ранее мелькнула тень мужчины (или, судя по энергичности движений, скорее молодого парня) – юркого, низкорослого, в кепке и черной куртке. Парень ошивался у подъезда и метнулся за угол едва Отто с Робертом вышли, – лишь на секунду замешкался, вероятно, чтобы удостовериться, что это действительно те, за кем он был приставлен следить.

Соглядатай Наставника. Наверняка следил за Отто от самого дома и по часам засек, сколько времени тот провел у бывшей жены. Впрочем, Отто чувствовал себя так паршиво, что сейчас ему было все равно. Скорей бы Роберт приехал. Скорей бы оказаться в постели.

Он вспомнил диван, обитый прохладной кожей, и почувствовал, как тяжелеют веки и расслабляется тело в предвкушении желанного отдыха. В этот момент проблемы Уны, проблемы Агнес, равно как и свои собственные, казались ему далекими и несущественными.

Послышалось урчание мотора, и из-за поворота показался белый седан Роберта. Отто поднялся со скамейки и подошел к краю тротуара. Не удержавшись, поднял голову и посмотрел на окна пятого этажа, светящиеся теплым охристым светом.

Ему показалось, что он видит за занавеской силуэт Уны, но в следующий момент Роберт распахнул перед ним дверцу, и видение пропало.

На другой день Отто проснулся поздно. Сквозь неплотно задернутую штору сочился слабый свет, подкрашенный пламенеющими листьями кленов. Стояла тишина, не нарушаемая никакими звуками извне, почти абсолютная, если не считать тиканья часов в прихожей.

Во рту у Отто пересохло, глаза словно присыпало песком, но – удивительно – голова не болела. Совсем. Возможно, потому, что накануне, едва закрыв за Робертом дверь, он торопливо закинул в себя щедрую горсть обезболивающих.

Раздевался он уже лежа на диване, и теперь одежда мятой кучей валялась на полу. Если бы это увидела аккуратистка Уна, она устроила бы ему грандиозную выволочку. Но, к счастью (или скорее сожалению), Уны здесь не было.

Приняв душ и побрившись, Отто сварил кофе, сделал бутерброды и без аппетита позавтракал, хотя прием пищи в два часа пополудни уместнее было назвать обедом.

Впервые в жизни ему никуда не нужно было спешить и абсолютно нечем было заняться.

Все неотложные дела Отто переделал накануне, за что поплатился к вечеру отвратительным самочувствием. Он дал себе слово впредь быть осторожней и больше отдыхать, по крайней мере, пока не прекратятся изматывающие приступы мигрени; снова лицезреть Порвиса не входило в его планы.