Андрей Глазков - Тень

– Кидается… Наверно, мало ты его целовал, Кот, надо было больше.

– Злой какой… Плохо ты, Кот, целуешься.

Крики и смех – всё, что было уготовано теперь уже бывшему Медведю, которого теперь чаще именовали Медведицей… Медведь позже перевелся в другую школу, ушёл из толпы Сопли, но весть среди школьников распространяется быстрей. Кто-то снимал нас и вёл прямую трансляцию в книгелиц, кто-то пересылал кому-то фото самого сложного для меня и Медведя момента.

Через одно из окон школы на нас смотрел будущий ночной портье Паша, тогда ещё просто «Павел Александрович» и завуч нашей школы, но уже тогда остро реагирующий на нестандартные способы взаимоотношений… Он следил за трансляцией на своём умнозвуке, делал снимки экрана, ухмылялся своим мыслям, глядя на экран, нажимая «отправить» на специальный адрес электронной почты специальной комиссии специального органа специального учреждения.

Перед тем как бросить меня и уйти прочь, Медведь таки двинул меня головой об асфальт. Сильно и беспощадно. Вложил максимум ненависти в мой адрес в это движение. Тщательно протер асфальт моим лицом. Бросил меня лежащего. Ушел не оборачиваясь. Мужлан.

Все ушли. Я был один. Я был брошен. Но я не страдал – вот что меня всегда удивляло, когда позже я возвращался в снах или на сессиях к этому эпизоду своей жизни. Для меня сегодняшнего одиночество в тот, наверное, самый первый сознательный период жизни было реальным стимулом стремления к старику Яхве. Я представлял его где-то там, на облаках, еще до акта создания, когда ничего, кроме самого бога, не существовало, вся эта вечность отсутствия существования – вот кому явно было известно, что такое одиночество. В своих фантазиях я нёсся туда, куда-то за радугу, хлопал старика по спине и радостно дёргал за бороду.

Медведь… Надо было про него рассказать сейчас. Важно потому что, понял? Чтобы не кипишевал потом, понял?

Одиночество… Именно одиночество дало мне толчок к началу познания Истины. Я заплатил слишком большую цену старшекласснику Пете, чтобы он поставил меня на раздачу в начальных классах, и мне приходилось ценить то, что я приобрёл в итоге… Новое положение среди учеников и принесло мне это ощущение – ощущение одиночества. Но я не сразу принял его. Я пытался переломить ситуацию, я устраивал распродажи, я делал грандиозные скидки тем, кто мне нравился, с кем хотел бы дружить, кого хотел выделить из толпы одноклассников, к кому хотел бы как-то приблизиться. Но именно эти жалкие попытки отдаляли меня от них ещё сильнее. Как я уже говорил, им не нужен был я…

Ведь можно увёртываться, пытаться убежать, покинуть этот странный подлунный мир, возвращаться назад, в пустоту нерождённых форм, огней тысячелетней тоски, что сковывает движения бредущих во тьме веков путников праздной тайны жизни… и тем самым обострять страдания нерождённых душ. А можно послушать мягкую, медленную китайскую, ну или (на крайняк) армянскую флейту, сидя в вишнёвом саду весной, наблюдая за мерцанием падающих розовых лепестков, внять зову молчаливой истины хлопка одной ладони, не сопротивляться и двигаться в унисон с посланной тем самым хлопком тишиной. Пусть поначалу тяжело, со скрипом, но – ВПЕРЁД… что может помешать двигаться? Можно и вернуться в обыденным идеям наличия седого старца на облаках, спасаясь в пошлых фантазиях о его заботе о нас. Интересно, какой системой управления бизнес-процессами он пользуется? Что он думает об облачных технологиях обработки данных? Какие формы статистического анализа стали обычаем делового оборота там у них, наверху?

– Гавриил, где недельный отчет по Коту?

– Э-э-э-э… Ща.

– Что ща? Должен был вчера сдать!

– Да тут он где-то – на стол вам клал.

– Господи, ну как с такими работать?

– Шеф, вы опять сами с собой разговариваете…

Но… Мои ночи наполнились немалым количеством свободного времени, я проводил его, таскаясь по глухим дворам моего прошлого, по безлюдным улицам обезличенных пуштунских городов, выжженных кипящим июльским песком Кандагара, стучась в заколоченные проёмы в заборах, я старался верить в то, что кто-то ещё хочет общаться со мной просто так… Не ради неуверенной попытки взять немного по низким дооптовым ценам, а просто, т. к. ему нравится со мной общаться…

Как только человек начинает осознавать себя, он становится одиноким. Чем выше поднимается сознание, тем глубже ощущение одиночества.

Барыге же одиночество противопоказано… А меня так тянуло в шкаф. Но не покупали мой товар в Нарнии, бро. Там народ больше на психоделиках сидел. Если ты правитель и хочешь, чтобы все думали, что ты лев, король, падишах, лорд, то людей надо кормить соответствующим образом соответствующими веществами. Будут переться и не будут вопросы задавать. То, что самый сильный психоделик – это страх, отдельный разговор. Но на этой херне целые регионы живут, если чо. Да, кстати, когда этот момент был осмыслен на государственном уровне, то многое изменилось… практически всё. И опять же – позже об этом.

Именно ощущение неистового одиночества даёт стимул к объединению с клиентами. Ты вдруг понимаешь, что не можешь жить иначе. Перестаёшь быть собственником своего товара и отдаёшь его людям… Спасение в том, чтобы отдавать товар не бесплатно… И ты выводишь компанию на рынок. Проводишь IPO. Про тебя пишут в глянцевых журналах для глянцевых директоров. Кто-то берёт с тебя пример, т. к. ты уже не соплежуй в подштанниках, брошенный в опороченную домыслами Павла Александровича яму на заднем дворе школы, а серьёзный чувак в дорогом галстуке, поднявшийся до возможности сбрасывать других в любые возможные ямы. В том числе и Павла Александровича. Но даже при этой всей популярности ты вторичен. Люди будут звонить тебе независимо от того, нравишься ты им или нет, согласны они с мнением Павла Александровича о тебе или нет, есть у них вообще какое-либо мнение о тебе или нет. Они звонят тебе, потому что у тебя есть, что взять.

«В пустоте, да не в обиде», – так любил говаривать мой второй гуру Ринпоче. Гуру носил чудную серую бороду a la ZZ Top, его глаза светились искренним состраданием к шравакам, но цель его была проста – переоборудовать европейский Диснейленд в огромный ашрам справедливого бога Анубиса. Но после очередного банкротства парка приставы продали Диснейленд без торгов людям в белых балахонах… Оформили как отступное, чтобы сэкономить на налогах. Французы удивительно консервативны в своей жажде наживы. Гуру пытался судиться, писал в антимонопольные комитеты, требовал изучения антикоррупционной составляющей. Наивный. Умер, не пережив осознания размера уплаченной госпошлины за рассмотрение заявления.

Уже в детстве я начал пробовать составлять словарь воспоминаний, но всякий раз кончалась бумага, потом паста в ручках, потом я начитывал на диктофон и кончались кассеты. Я рассказывал правду пролетающим мимо на юг птицам, крича им об опасности ревущего Везувия, напоминая о долге ворона Ктаха.