Наталия Шитова - Неспящая

– Дима, какая разница, здесь или там? Если он всё равно в коконе?

– Вот это ты правильно сказала, – вздохнул Баринов. – Какая, к бесу, разница, где? Результат нужен нам сейчас, а где – неважно. Ведь так?

– Так, – ответила я, не раздумывая.

– Хорошо. Тогда вперёд, – решительно сказал Баринов и опустился на колени рядом с кикиморой. – Разговорится, как миленький.

Дальше всё чётко, по инструкции.

Уложить кикимору на спину. Баринов взял Корышева за плечи и развернул одним резким чётким движением.

Расстегнуть и снять одежду, обнажить кикимору выше пояса: а то из штанов попробуй вывернись ещё, а вот из рубахи, да ещё и с пуговицами – как нечего делать, и не удержишь – одна рубаха в руках и останется.

Подложить под лопатки что-то, чтобы голова кикиморы запрокинулась. Баринов использовал диванную подушку, которую я с таким трудом запихала Корышеву под голову.

Надеть тонометр. Баринов снял с ремня футляр, вынул напульсный тонометр, надел его на кикимору, включил.

Потом Димка достал из внутреннего кармана небольшую никелированную коробочку, чуть потолще портсигара, раскрыл. Внутри лежали несколько заправленных инъекторов. Баринов взял один и замер, внимательно вглядываясь в показания тонометра.

– Пульс ровный, но слабый. Придётся на шее вену поискать, – задумчиво проговорил Димка.

– Дим, а толк-то будет от всего этого? – печально спросила я. – Всё равно ведь так долго ждать.

– Не долго, – возразил Баринов, склоняясь над кикиморой и держа инъектор наизготовку. – Пять – семь минут, и очнётся.

– Это у тебя что, ментолин?! – изумилась я.

Баринов выпрямился и повернулся ко мне:

– Да.

– Ты что, с ума сошёл?!

– У тебя есть другое предложение? Я слушаю, – невозмутимо сказал Димка.

Если не делать ничего, спокойный кокон может продлиться до недели. Если использовать разрешённые активизирующие препараты, можно разбудить кикимору в пределах суток, реже двух. А ментолин рвёт кокон практически сразу. Но это жестокая физическая пытка, поэтому ментолин для применения в дружине официально запрещён. Если сейчас вколоть Корышеву этот шприц, крючить и колбасить его будет очень жёстко. Но Макс… Мой Макс попал в беду, и есть ли у меня выбор?

– Хорошо, Дима. Нет других предложений. Коли.

Баринов ободряюще улыбнулся мне, снова склонился над кикиморой и сделал укол.

Убрав использованный шприц обратно в коробочку, Димка взглянул на меня серьёзно:

– Лада, ты не выдавай меня, договорились?

– Я знаю, что некоторые ребята достают где-то эту дрянь и применяют. Марецкий, например. Но чтобы ты?!

Баринов не смутился, только стал ещё серьёзнее:

– Иногда в нашем деле без этой дряни не обойтись. Вот как сейчас, например… Не выдашь?

– Я с Карпенко не секретничаю, – отрезала я.

– Да Карпенко-то знает, – хмуро отозвался Баринов. – Ты Айболиту нашему не рассказывай. Мне будет стыдно ему в глаза смотреть.

Я только кивнула. Вот не мне теперь Димке мораль читать.

Баринов глянул на экран тонометра.

– Ребята! – окликнул он своих напарников. – Давайте сюда.

Парни подошли, опустились на пол по бокам от Корышева.

– Это вторая группа, не забывайте об этом, – строго сказал Баринов. – Не зеваем и не расслабляемся. Особенно тебя, Дэн, касается… Внимание, параметры критические.

Баринов встал над кикиморой на колени, потом уселся ему на ноги. Напарники таким же способом зафиксировали Корышеву руки.

– Давление поползло, – предупредил Баринов и поправил тонометр на кикиморе, повернул так, чтобы экран не разбился, если руку сильно трясти будет. – Всё, ребята, работаем.

Они замерли, прижимая к полу совершенно безжизненное тело.

И тут Корышев дёрнулся. Потом ещё и ещё раз, всё чаще и чаще. Его тело напряглось и выгнулось на несколько секунд, а потом обмякло. Но дружинников не проведёшь – они своё дело знают. Парни ещё сильнее навалились на кикимору.

Корышев размеренно задышал. Вдох у него был бесшумный, а выдох сильный и хриплый, словно у тяжёлого астматика. И выдохи становились всё громче и отчаяннее, словно он хотел сбросить держащих его парней. Но он не хотел. Он пока ничего не хотел. Ему было больно, его мучили парализующие судороги по всему телу.

– Лада, ты выйди, что ли, – проговорил Баринов с досадой. – Не надо тебе на это смотреть…

Видела я это, и не раз. Ничего хорошего, мягко говоря.

Я просто отошла в сторону, присела на пол у дивана и, подтянув колени к себе, согнулась и спрятала лицо.

– А, чёрт! – сдавленно выругался Баринов. – Пульс взлетел… Дэн, я кому сказал, твою ж мать?! На дело смотри!

Всего через несколько секунд возились на полу и пыхтели уже все четверо. Корышев – высокий сильный мужик, а когда кокон сопротивляется разрыву, мышечная сила многократно возрастает и, помноженная на судороги, делает кикимору очень опасной.

Я слушала сопение ребят и мучительные стоны Корышева, и мне хотелось провалиться куда-нибудь.

– Та-а-ак, обоссался, наконец, – с облегчением отметил Баринов. – Отлично. Сейчас на спад пойдёт…

Прошла ещё пара минут, и Баринов деловито скомандовал:

– Отдыхаем немного, но не расслабляемся!

Я подняла голову.

Они посадили Корышева, завели ему руки назад, надели наручники и прислонили его к стене. Он больше не бился в конвульсиях, но дышал всё ещё с усилием. Лицо его было свекольного цвета, пот бежал струйками по щекам, по плечам, по груди. Глаза казались двумя чёрными дырками. И эти дырки смотрели прямо на меня.

Как же всё просто получается в этой жизни. Взять странного человека, который любит кофе, обжаренный на стружках апельсинового дерева, и за пять минут превратить его в едва живой обоссавшийся кусок мяса.

Корышев медленно провёл языком по губам.

– Воды хочешь? – спросил Баринов.

Кикимора медленно покачал головой.

– Как тебя зовут, помнишь?

– Я даже как тебя зовут, помню, – сипло проговорил Корышев. – Давно не виделись, Дмитрий.

– Как себя чувствуешь?

– Только не надо делать вид, что это тебя заботит, – фыркнул Корышев с трудом.

– Штаны чистые дать?

Корышев посмотрел вниз, покривил губы и пожал плечами:

– Да зачем? Я ж не со страху, а по обстоятельствам, так что мне не зазорно. А вы нюхайте, вам не помешает.

Баринов пожал плечами и повернулся ко мне:

– Ну вот, Ладка, а ты боялась. Клиент – как огурец!

Да уж, боялась я точно напрасно. После такой встряски так чисто выйти из кокона и настолько безупречно держать себя в руках… Похоже, Корышев гуляет на свободе не благодаря связям мамаши, а потому что научился идеально справляться со своим организмом и сумел это доказать.

Я встала и подошла к Баринову. Мы вместе присели перед кикиморой.