Юрий Скрипченко - Химиосити

К. отошёл от стены, перемахнул через перильца и присел на корточки на мостовой – блестящей от недавнего дождика. Ситуация повторилась. Границу между панелями путешественник снова сумел разглядеть.

К. так увлёкся созерцанием, что это чуть не стоило ему жизни.

Когда над ним нависла тень, он среагировал подсознательно – и кувыркнулся в сторону. С грохотом на то самое место, где К. только что был, приземлилась нога в огромном чёрном сапожище.

– Смотри куда прёшь, скотина! – запищал К.

Человек-гора, которому путешественник и до пояса бы не допрыгнул, застыл, осмотрелся, а потом чуточку утопил выступающий рычажок на ручной пластине.

Мясистое лицо побагровело. Великан затряс лапищей, сжимавшей бумажный пакетик с куриной ножкой, которой, видимо, лакомился на ходу:

– Ты чего под ногами путаешься, крыса! Это дорога для людей!

Ближайшие полминуты пронеслись перед К. в кровавом тумане. Да-да, у него сорвало крышу.

Путешественник вскочил на ноги и в два прыжка уже был подле «здоровилы» – как медленно движется эта уродливая мясная гора! Он взлетел по складкам штанов, перемахнул через широкий кожаный пояс, а потом стремительно вскарабкался по подтяжкам до плеч, от которых до земли было метров пять. Сальные патлы великана воняли кислятиной.

К. влез по ним на темя хама и свесился головой вниз. В руке блеснул верный нож.

Краем глаза К. увидел тень от исполинской руки, которая падала прямо на него – будто великан хотел его прихлопнуть.

Да что там – «будто». Хотел. Поэтому нужно было успеть.

Левой рукой К. оттянул «здоровиле» верхнее веко, и прижал к мутноватому глазу размером с мандарин лезвие верного ножа.

Великан вскрикнул. Гора мяса задрожала под путешественником.

Рука, похоже, передумала падать и замерла на подлёте.

– Замри, скотина, – крикнул К. – А то придётся всю жизнь носить повязку.

Здоровила медленно отвёл руку и нажал на пластине еще одну кнопочку. Задрожал будто бы от страха.

– Теперь повтори, что ты мне сказал. Только очень хорошо подумай над формулировкой.

– Я сказал, доброго вам дня, уважаемый. Хотите, я уступлю вам дорогу?

– Уже лучше. Теперь извинись.

– Прошу прощения. Виноват. В мыслях не было оскорбить.

– Инцидент исчерпан. Ведь так?

– Точно. Совершенно исчерпан.

– Тогда расходимся.

К. молниеносно спустился вниз и, на всякий случай, отошёл на безопасное расстояние.

Но так, чтобы не уронить достоинство.

Уличный хам продолжал смотреть на К. со страхом, пока не нажал на ещё один рычажок на ручной пластине, после чего лицо его приняло мстительное выражение, и великан ушёл, громко топая.

«Что происходит» – подумал К., – «Зачем эти рычажки? Почему он их трогал всякий раз перед тем, как что-то сделать? Что за чертовщина?»

От мыслей путешественника отвлекли звонкие аплодисменты:

– Никогда бы не подумала, что хама Реудольфи поставят на место именно так. Браво, малыш.

Это была женщина-гора. Точнее – девушка.

Улицу, по которой двигался К., пересекала другая – округлая. И тоже с рельсами. Справа от перекрестка был разбит небольшой скверик – со скамейками, постриженными кустами и ухоженными деревьями. На постаменте в героической позе возвышался бронзовый истукан то ли в плаще, то ли в халате. Рука с приборной пластиной, похожей на те, что украшали предплечья всех встреченных здоровил, была устремлена ввысь.

Так вот та девушка… Она стояла на дорожке посередине скверика – в красном платье с оборками до колен. На шее в тон платью был повязан галстук. Миловидное, хоть и наивное личико с ярким пятном губной помады венчала шляпка с бантом сложной формы. Из-под шляпки выбивались золотистые кудряшки. Девушка была, на взгляд К., несколько худоватой, но вполне симпатичной – если бы не превышала его ростом более чем вдвое.

Снова здоровила!

Впрочем, какая-то странность сразу царапнула путешественника, и через пару секунд он понял, какая именно: девица по меркам здешнего народа была не только субтильной, но и низкорослой. Это сразу становилось понятным, если сравнить с окружающей ребятнёй. Дети лет десяти-одиннадцати доставали девушке до груди.

Они сгрудились вокруг, уставились на свои ручные пластины и не реагировали ни на что вокруг.

Судя по мизансцене, прежде чем обратить внимание на К., девушка что-то объясняла ребятне. Она двигалась грациозно, точно вот-вот была готова порхнуть в танце. Будто в прошлом именно танцовщицей она и была. А то и вовсе – балериной. Помимо движений грацию выдавала особенная осанка, на которую было невозможно не залюбоваться.

– Никогда бы не подумала, что хама Реудо́льфи поставят на место именно так. Браво, малыш.

– Во-первых, я не малыш. Я взрослый половозрелый мужчина. А во-вторых – что за гнусная дискриминация?

К. приблизился. Пришлось задрать голову. Вблизи дама напрочь потеряла очарование. Чёрт возьми, он видел каждую её пору, каждый дефект кожи. Родинка на икре напоминала чёрную дыру.

– Малыш, я с удовольствием с тобой поговорю, но сначала мне нужно закончить урок. Подождёшь?

– Я не малыш. Говорить не хочу. Ждать не буду.

И повернулся уйти. Женщина, тронув рычажок на ручной пластине, заливисто рассмеялась. Вот что-что, а смех у неё был милым – непосредственным и заразительным. Если бы только не таким оглушительным.

Дети по-прежнему напоминали роботов с оловянными глазами.

– Не верю. Ох, не верю. У тебя на лице написано, что ты сгораешь от любопытства. Давай так – я закончу урок, и мы поговорим.

– Ладно. Ты права. У меня есть вопросы. Но только потому, что я тут человек новый, а узнать что к чему не у кого.

К. с чувством собственного достоинства проследовал к ближайшей скамейке (естественно, для людей-гор, кто бы сомневался) и взгромоздился на неё под новый взрыв смеха вздорной девки.

Справедливости ради, залезая на лавку, К. извивался как червяк, кряхтел и даже негромко пукнул, а лицо сделалось пунцовым и сморщенным – любой бы рассмеялся.

Но настроение окончательно упало. Так всегда бывает, когда в собственном унижении некого винить. Разве что проклятых городских чиновников, которые велели расставить скамейки только для здоровил – со скользким сиденьем на уровне головы нормального человека.

Устроившись, К. охлопал карман жилета, достал окуляр и приставил к глазу, чтобы рассмотреть происходившее в деталях.

Девушка похлопала в ладоши:

– Дети, смотрим на меня.

Ребятня вылупилась на наставницу.

– Когда вам дарят подарок, какое чувство вы должны испытать?

– Сытость?

– Нет.

– Гордость?

– Ну что вы такие легкомысленные. Соберитесь.

– Радость?

– Верно, Пао́ли. Радость. И что в этом случае надо делать?