Владимир Лехэм - Город

И действительно, не далее как через минуту над трассой появились черные, хищного вида вертолеты. Я так понял – это за нами. Травля продолжалась.

Уже мимо пролетели небоскребы сорок шестой трассы, за спиной остался Вокзал с его чудовищными мостами, километры подземных тоннелей, посты дорожных патрулей на границе городских секторов, развалины какого-то квартала, уничтоженного взрывом, – а мы все ехали.

Водитель долго петлял по темным улицам Старого города и в конце концов бросил меня одного, среди заброшенных домов и тускло горящих фонарей. Когда я уходил, из кабины такси до меня донеслись обрывки фраз – таксист говорил по телефону.

– …Я в Старом городе… Удирали от вертолетов… Вернусь поздно… Не беспокойся.

И напоследок (я отошел уже достаточно далеко, возможно, мне показалось):

– …Триста шестой. Новый… Хорошо.

Ночь. Улица. Редко-редко блеснет в темноте огонек зажженной сигареты позднего прохожего или заскрипит от ветра ржавый фонарь. Старый город. Полузаброшенные кварталы, где почти никто не живет. Растрескавшийся асфальт, разбитые витрины, мусор на тротуарах. Зловещие подворотни, оставленные машины.

Я иду. В тишине улицы звук моих шагов превращается в громкий стук деревянной палки по мостовой и, отскакивая от соседних домов, эхом возвращается назад.

Я иду. Черные громады домов без единого проблеска света угрожающе надвинулись на меня. Черные стены, серые окна. Холодным блеском встречает и провожает пустая витрина аптеки с красно-белым провалившимся навесом. Одинокий фонарь со скрипом качается на цепи, заставляя оживать камни мостовой, обрывки газет, пустые сигаретные пачки…

Я иду. Позади – Город, его центр, залитый огнями неоновых реклам, бешеный поток автомобилей, заливающих самые потаенные углы ярким светом фар, ночные клубы, бары, рестораны, шикарные такси, небоскребы, в которых не гаснут окна, и тысячи людей, несмотря на позднее время заполняющих центральные улицы… Позади Город. Однообразная, беспросветная жизнь, ничего не дающая ни мне, ни другим.

Странный скрип прерывает мои мысли. Прислушиваюсь, но ничего не происходит, и я иду, иду, иду…

Улица уходит вдаль, теряясь в темноте тяжелых зданий. По дальней стороне дороги, тускло поблескивая в свете фонарей, тянутся старые трамвайные рельсы. А наверху, мертвые, повисли провода.

Я иду. Издали доносятся звуки автомобильных клаксонов, завывание полицейских сирен, голоса многотысячной толпы. Как молнии, сполохи городского света на ночном синем небе с черными облаками.

Странный скрип повторяется снова. Я оборачиваюсь. Громыхая, как пустая бочка, по рельсам медленно катится трамвай. В кабине стоит высокий бледный старик. С какой-то отчаянной болью он смотрит на меня и кивает головой. Все происходящее похоже на сон.

Я в нерешительной задумчивости пересекаю дорогу и запрыгиваю в салон. Свет фонаря пробегает по спинкам сидений. Кажется, уже лет десять никто не стоял на задней площадке. Я первый.

Я прохожу вперед. Облачка пыли поднимаются от каждого моего шага и медленно оседают на предметах. Старик медленно оборачивается и протягивает мне сложенный лист бумаги.

– Это вам.

Без слов я разворачиваю лист. Всего лишь одно слово, написанное знакомой рукой: «Приходи!» – и сердце обрывается и летит в пустоту.

Я очнулся, чувствуя, что лежу на чем-то ровном. Сначала показалось (по крайней мере, так хотелось думать), что я дома, а все произошедшее – всего лишь один из тех ночных кошмаров, что преследуют меня последние месяцы. Чувствовалась усталость. Болело все тело. Я цеплялся за ускользающую надежду – а может, все-таки сон? Не хотелось открывать глаза. Но легкий ветерок, скользнув по коже, беспощадно разбил эту робкую надежду, дав мне понять, что я лежу на улице.

Это был Старый город. Тянулись пустынные дороги с редкими, тусклыми фонарями, блестели черные окна, а на растрескавшемся асфальте лежал толстый слой уличной грязи и пыли.

Прямо над собой я увидел небо. Оно было черным и звездным. Стояла мертвенная тишина – Город словно куда-то пропал. Вероятно, этот квартал очень далеко от центра.

Над моей головой медленно качался фонарь. Я лежал, одним боком прислонившись к его основанию. Свет фонаря падал на полустертую вывеску бара «Новая эра».

Я вспомнил то, что предшествовало моему обмороку. Трамвай, старик. Похоже на бред или на разыгранный кем-то спектакль, в котором и я сыграл роль – роль, непонятную мне самому. А та записка? Я обнаружил, что все еще сжимаю ее в руке. «Приходи».

В этот момент из бара «Новая эра» донесся шум. За стеклянной дверью зажегся свет. И снова все стихло.

Я встал и вошел.

В баре, абсолютно пустом, среди старых столиков, за стойкой стоял Матиуш. Это он написал ту записку.

Его голос… Как будто с другого берега, с того света.

– Здравствуй, Марк, – насмешка и тревога. – Слышали о твоей гибели. Скорбим.

Следовало бы заинтересоваться – кто это «скорбим» и что значит «гибели», но не это, не это было для меня важным… Мой Матиуш… Погибший в тех катакомбах, в городе N***.

…Прогремел очередной взрыв. Легион миротворцев ворвался в захваченные кварталы. Со всех сторон летели осколки стекла и обломки арматуры. Ближайший ко мне триста восьмой зашатался и упал. Какой-то повстанец выпустил по нам очередь, но тут же сам вспыхнул, подбитый шестьсот вторым. Вдруг заработала моя рация.

– Марк, Марк, ты слышишь?! Нас зажали в южных кварталах. Готовятся взрывать! Я увожу наших под землю! Прощай, Марк, даст Бог встретимся!

Связь прервалась. Для нас Матиуш погиб. На параде победы ему присудили посмертно Орден миротворцев.

И вот он передо мной. У меня есть столько сказать ему! Но он делает шаг в тень.

– Стой на месте, Марк. Ты слышал, что я сказал?

Теперь его голос серьезен. И я – как будто не я – лепечу по-детски:

– Ты сказал… что-то о моей гибели…

– Последний выпуск новостей… Мы не успели записать все. Смотри.

Он протянул руку и включил экран. Полутемный бар осветился мерцающим голубоватым светом.

Я увидел площадь перед своим домом, прожектора, толпы людей в черном. Звука не было. Увидел, как толпа вдруг повалила с площади, а с краю пополз дым. (Кажется, это было как раз в те минуты, когда я сидел в вентиляционной трубе.) Над площадью пролетел вертолет. Он сделал круг и повис напротив моего окна. Я увидел вспышку, стекло разлетелось. По экрану пошли полосы.

Новый кадр. Люк вентиляционной шахты, откуда я вылез. Какой-то человек, похожий на меня, скорчился в свете прожекторов. Люди в форме военной полиции вскинули автоматы и изрешетили несчастного, в довершение зачем-то взорвав люк.

Матиуш помолчал.

– Все думают, что это ты, Марк.