Дмитрий Раскин - Эвви и три луны

– Вы так хорошо угадываете мои вопросы, что, думаю, у вас получится и на этот раз.

– Почему я одна из всей команды такая загорелая?

Понимала, конечно, что Эвви интересует, от кого и как она, Элла, могла зачать и родить.

– Потому, что в нынешнем сезоне все наши участвуют только дистанционно, а я летаю туда . Ты, наверно, считаешь, что о своем загаре я тоже должна была уведомить НАСА?

Эвви рассмеялась. Только что это она? С ней ведут какие-то игры, половина команды мертва, а ей говорят, что она не готова узнать причины их гибели. Но Коннор и все они не преступники. Ведь нет же, нет?! Скорее всего, они скрывают от нее правду из лучших побуждений – боятся, быть может, за ее психику и душу. Но не психоз ли у них самих? Так вот, обманывать Землю и НАСА, годами, в полном сознании своей моральной правоты! И она – Эвви поняла вдруг, она приняла их правила, эти рамки: «ищет ответы», «добивается правды» в этих вот рамках . Нет уж! Не надейтесь.

– Миссис Элла! – Эвви начинает негодующе.

– В принципе, я мисс, – нарочитое спокойствие Эллы. – Так получилось. Так что давай на «ты». Как и велел Коннор.

Вечером Обнорин вернул ей передатчик. «Только на полчаса». Подмигнул ей заговорщически (снова водевильный дядюшка): «главное, чтобы Коннор не узнал». Вчера ей не удалось связаться с Джорждем. Вчера он прибыл «на место», была посадка и Эвви волновалась, пусть и понимала, конечно, что ничего не могло случиться, но… И мало ли по каким причинам он не вышел на связь. Сейчас она снова пытается. Нет. Снова нет. Ответил! Слава богу. Да, у него все в порядке. Да, живой и здоровый. Да, включился в работу. Он начинает взахлеб о работе.

Хорошо, что у него так – без ее нынешних мук и сомнений. Она говорит ему о сомнениях. Он не дослушал. Она о том, что будет выходить с ним на связь теперь только раз в месяц. Он огорчен. Но огорчение настолько фальшивое. Откровенно фальшивое. Но она же не виновата перед ним ни в чем?! Будущее – она понимает, его будущее, которое он так предвкушал, наступило. Она рада за него. А получилось-то что? «Космос разлучил их»? Шаблонная фраза. Пусть и правильная. Это пошлая правота. А потом? Когда они оба вернутся с преддипломной, все станет по-прежнему? Они же любят друг друга. Все будет по-прежнему. Только без глубины. А была ли вообще глубина? И нужна ли ей глубина? Теперь, получается, да

Она так надеялась, что Джордж подскажет ей, как поступить: сообщать ли на Землю, бороться ли с Коннором и его командой? Но он, Джордж, в будущем, в своем, вожделенном, а она… не поняла она, где она сейчас. Здесь какие-то совсем другие критерии. Джордж пожелал ей счастливой практики.

У нее есть еще время, чтобы связаться со своим колледжем и с НАСА, но… Обнорин же ей поверил. Может, конечно, это всего лишь расчет – он понимает, что она не переступит через его доверие. То есть она здесь уже связана?! А вот и нет! Возьмет-переступит. Ради того… и вдруг понимает, что не очень-то знает «чего ради». Если бы Земля хотела, то узнала бы и о смертях в команде, и о психозе команды, и о сыне Эллы, наконец. А она не хочет? Только не в этом дело! (Эвви одергивает себя.) Должна быть правда. Неважно, тупиковый эксперимент здесь или наоборот, судьбоносный. Должна быть правда! А Земле она почему-то не интересна. Обнорин обмолвился как-то раз, что настоящая цель эксперимента (она сразу же напряглась) не прогресс, не новая стадия освоения космоса, а добро. Тут же, не дав ей и рта открыть: добро, что пишется с маленькой буквы. Она не поняла, тогда. «Тогда»? Это было вчера. Неужели вчера? Но не стали ли они все на Готере заложниками этого своего добра? Может, им только кажется, что оно у них с маленькой буквы? А что, если это у них такой способ объяснить неудачу эксперимента, прикрыться чем-то таким, что важнее и глубже «удачи» и не сводится к «успеху» их миссии здесь? И можно ли ради добра обманывать Землю? Ту самую Землю, которая тоже хочет добра. Добра, и только.

Эвви поняла, она не сможет переступить через доверие Обнорина, через доверие их всех к ней – пусть даже она не права. (Она всегда стремилась быть правой, искать правоты, быть «на стороне» правоты. Ее так учили, да она и сама хотела.)

– Какая сегодня лунная ночь, надо же! – говорит Коннор.

Они с Эллой гуляют по окрестным лугам. Отошли далеко достаточно от их «викторианского особнячка». Он отсюда кажется крошечным, в нем светится только одно окно – Обнорину как всегда не спится.

– Редко бывает так, – соглашается Элла, – чтобы все три луны были настолько полны и отчетливы.

– Лучше, все-таки, если б их было две. Да и одной-то много, особенно, если речь о Второй Луне.

– На заре эксперимента, помнится, Коннор, ты пел другие песни. В общем-то, все мы пели иное, и те, кто против и те, кто за .

– Мы начинали из любви, а продолжаем, длим из чувства долга.

– Мы не длим эксперимент , а завершаем его, – ответила Элла, – пусть и не хотим признаться себе.

– Но… – попытался Коннор.

– А любовь, – перебивает Элла, – ты прав, было много любви. Но любили мы свою молодость, свою дерзость, свое всесилие здесь, в мире Готера. Любили свое добро, которое мы несем им, – она показала на небо, на эти луны, что так чисты и прекрасны сейчас. – Любовь дала нам право, да что там! санкцию лепить из тамошней человеческой глины. Мы убедили себя, что у нас добро, а не Иделы Добра. А как же иначе, раз нами движет любовь.

– Но нам удалось гораздо больше, чем мы предполагали изначально, – ответил Коннор. – Да! Я понимаю тебя прекрасно, никто из нас не может позволить себе такую роскошь как чистая совесть. И не дай нам бог деградировать до чистоты собственной совести… И все это как-то сочетается с чувством, сознанием правоты, нет, не собственной, конечно же, но правоты своей прожитой жизни.

– Меня мало заботит моя прожитая жизнь, – сказала Элла. – А так ты, наверное, прав.

Коннор обнял ее за плечи.

– Я благодарна тебе за все, что у нас с тобой было… пытаюсь быть благодарной, да… Но вот, прошло время, и понимаешь сам – нам все-таки надо быть порознь.

– Понимаю. Но я все еще люблю тебя. – Демонстрируя самоиронию, – Сам не ожидал.

Элла положила ладонь на его ручищу, обнимающую ее плечо, пожала ему запястье.

Эвви прикрепили к Кауфману (Коннор сказал, что это пока). Гарри отвечал за программное и технологическое обеспечение всего, что они делают в этом мире. Гарри, покинувший Землю триста лет назад, имел в своем распоряжении новейшие земные разработки, Эвви не ожидала. Получается, равнодушие человечества к эксперименту само по себе, обиды колонистов Готера на Землю сами по себе, а научное взаимодействие не ослабевает? А кое в чем, насколько понимает Эвви, Кауфман был впереди Земли (он же гений, да?) и щедро делился с человечеством, и был неравнодушен (пусть и не сознавался, протестовал яростно) к земной славе. То есть она поторопилась спасать единство человеческой цивилизации от команды Коннора? Понимает, конечно, что это она, иронизируя над собственными страхами, забегает вперед, может быть, обольщается – ничего же еще не ясно.