Георг Смит - ДИКИЙ ВОЛК(Сборник НФ)

— Гм…

Хабер глубокомысленно кивнул.

Ужасный холод, охвативший все тело прошел.

Глаза неопределенного цвета, но ясные и прямые. Это не глаза психопата.

— Боюсь, что не помню. Это Тампани-Холл, копия восемьдесят девятого года. Я ее пропустил, к сожалению. Конечно, лошадь — анахронизм, но мне нравится эта картина. В ней энергия, сила. Это идеал, к которому стремится психиатр, своего рода символ. Конечно, предлагая вам содержание сна, я случайно взглянул на картину. Конечно, это была лошадь.

Хабер искоса взглянул на картину.

— Послушайте. Если хотите, спросим мисс Кроч. Она проработала здесь два года.

— Она скажет, что здесь всегда была лошадь, — спокойно, но печально сказал Орр. — И она действительно всегда была. После моего сна. Я подумал, что, возможно, поскольку вы сами предложили содержание сна, то у вас, подобно мне, должна сохраниться двойная память. Не получилось.

И снова посмотрел в глаза Хаберу своим ясным, умоляющим взглядом.

Он болен. Его нужно лечить.

— Я хочу, чтобы вы пришли снова, Джордж. Завтра, если возможно.

— Я работаю…

— Уходите с работы на час раньше и приходите сюда к четырем. Вы подвергнетесь ДТЛ. Скажите об этом хозяину. Тут нечего стыдиться. Восемьдесят два процента населения подвергаются ДТЛ, а тридцать два — ОТЛ. Так что будьте к четырем и мы поработаем. Нужно что-то сделать. Вот рецепт на мепрабат, он будет держать ваши сны на низком уровне, отчасти подавляя j-стадию. Каждые три дня можете возобновлять его. Если увидите сон или вообще испугаетесь — звоните мне днем и ночью. Но я сомневаюсь, чтобы это понадобилось — с этим отличным лекарством. А если будете сотрудничать со мной, скоро вам вообще не понадобятся лекарства. Хорошо?

Он взял рецепт.

— Спасибо за лекарство.

Он улыбнулся робкой, невеселой улыбкой, впрочем, не лишенной юмора.

— Еще о лошади.

Хабер, который был на голову выше, смотрел на него сверху вниз.

— Она похожа на вас, — сказал Орр.

Хабер быстро взглянул на фото. Действительно. Большая, здоровая, волосатая, красновато-коричневая, скачущая галопом.

— Может, лошадь во сне походила на меня?

— Да, — ответил пациент.

Когда он ушел, Хабер сел и с тревогой посмотрел на фотографию Тампани-Холла.

Действительно, слишком велико для кабинета. Как ему хочется видеть и иметь кабинет с настоящим видом!

Тех, кому помогает небо, мы зовем сынами неба. Об этом не узнают ученые. Этого не добьешься работой. Это непостижимо для разума. Не пытаться понять то, что недоступно пониманию, великое достижение. Те, кто не сознает этого, будут уничтожены на гончарном круге неба.

Джордж Орр ушел с работы в три тридцать и направился к подземке. У него не было машины. Начав экономить, он смог бы купить машину и разрешение на индивидуальное пользование ею, но к чему? Нижний город закрыт для автомобилей, а он живет в нижнем городе. Он научился водить машину в восьмидесятые, но собственного автомобиля у него никогда не было. По Ванкуверской подземке он добрался до Портленда. Поезда, как всегда, были переполнены. Он не мог дотянуться до поручня или петли и стоял, поддерживаемый равномерным напором тел со всех сторон. Сосед держал газету и не мог опустить руки. Он так и стоял, задрав голову и разглядывая спортивные новости.

Внимание Орра привлек заголовок: «Атомный удар вблизи афганских границ» и ниже: «Угроза интервенции в Афганистане». Владелец газеты протиснулся к выходу, и газету сменила зеленая пластиковая тарелка с несколькими помидорами, а под тарелкой — старая леди в зеленом пластиковом плаще, которая три остановки простояла на левой ноге Орра.

Он вышел на станции Восточный Бродвей и прошел четыре квартала, протискиваясь сквозь вечернюю толпу к зданию Восточной Башни Вильяметты — огромному столбу из стекла и бетона с растительным упрямством сражавшемуся за свет и воздух со множеством таких же окружающих башен.

Очень мало света и воздуха доходило до уровня улицы.

Внизу было душно и мокро от дождя.

Дождь — старая портлендская традиция, но тепло, семьдесят градусов по Фаренгейту второго марта — вполне современно — результат загрязнения воздуха. Городские и индустриальные испарения не контролировались достаточно надежно в середине двадцатого века, так что кумулятивный эффект оказался неизбежным. Потребуется несколько столетий, чтобы в воздухе уменьшилось содержание углекислого газа, если вообще это произойдет. Нью-Йорк, по-видимому, будет величайшей жертвой реального парникового эффекта: полярная шапка продолжает таять и уровень моря поднимается, в сущности — весь Босфор в опасности.

Есть и кое-какая компенсация. Дно залива Сан-Франциско поднимается, и вскоре обнажатся сотни квадратных миль со всем, что утонуло с 1848 года. Что касается Портленда, то он в восьмидесяти милях от моря и отделен от него хребтом. Ему угрожает не поднимающаяся, а падающая с неба вода.

Западный Орегон всегда был дождливым местом, но сейчас дожди шли непрерывно, безостановочно, тепловатые дожди. Все равно, что вечно живешь в чуть теплой бане.

Новые города — Уматилла, Джон Дэй, Френч Глен — расположены к востоку от Каскадов.

Тридцать лет назад на их месте была пустыня.

Сейчас там летом страшно жарко, но осадки составляют только сорок пять дюймов в год, по сравнению со ста четырнадцатью дюймами в Портленде. Возможно, повлияло интенсивное земледелие, но пустыня зацвела. Население Френч Глен — семь миллионов. Портленд плетется позади в Марше Прогресса. В Портленде нет ничего нового. Недоедание, перенаселение, крайнее загрязнение окружающей среды для него — норма.

В старых городах больше цинги, тифа, гепатита, в новых — больше сражений банд, больше преступлений и убийств. В одних правят крысы, в других — мафия.

Джордж Орр оставался в Портленде потому, что всегда жил там и потому, что не верил в то, что в другом месте будет лучше.

Мисс Корч, незаинтересованно улыбнувшись, жестом велела ему войти. Орр считал, что кабинеты психиатров, как кроличьи норы, всегда имеют два выхода. Этот не имел, но вряд ли у пациентов есть шанс столкнуться друг с другом. В медицинской школе сказали, что у доктора Хабера маленькая практика, он преимущественно исследователь. Поэтому Орр счел его преуспевающим специалистом, а покровительственные манеры доктора подтвердили это. Однако сегодня, меньше нервничая, Орр заметил еще кое-что.

Кабинет не имел пластиково-кожаной уверенности в финансовом успехе, не чувствовалось в нем и научной заинтересованности в роскоши. Кресла и кушетки виниловые, стол пластиковый, лишь по краям отделанный деревом.

Доктор Хабер, белозубый, с гнедой гривой, большой, прогудел: