Алекс Вурхисс - Désenchantée: [Dé]génération

– И штадткомиссар культуры и эстетики Остеррейха, – уточнила Ирма. Ульрик едва заметно скривился:

– Фроляйн Штадтфюрер оказала мне большую честь, – сказал он, подперев щеку указательным и средним пальцем и слегка касаясь безымянным и мизинцем губ. Пьерине этот машинальный жест был хорошо известен, он вошел у Ульрика в привычку очень давно. Когда-то тот делал его, чтобы, как бы невзначай, продемонстрировать окружающим украшавший его мизинец огромный перстень с печаткой.

Перстень был по-прежнему на своем месте, и Пьерину это порадовало:

– Попался, pezzo di merde! – зло сказала она. Ван Нивен, тем временем, развивал свою мысль:

– Но, по сути, от меня ничего не зависит. Я лишь слежу за тем, чтобы решения фрау райхскомиссарин выполнялись на территории Австрии.

– Это огромная ответственность, – сказала Ирма, – и огромный почет.

– Да, – ответил Ульрик. – Но… когда ты отвечаешь за что-то, во что можешь вмешаться, что можешь изменить – это одно. Но когда ты вынужден выполнять чужие решения с риском быть наказанным за их несовершенство – тут уж, знаете…

– Неужели Вы считаете, что фрау Магда в чем-то ошибается? – в голосе Ирмы послышались нотки страха. – Это очень серьёзное заявление, ведь сам герр Райхсфюрер…

– Ну что Вы, ничего подобного я не говорил, – казалось, страх, словно вирус, распространяется по студии – теперь он сквозил уже в голосе Ульрика. – Альтергеноссе Магда Вольф – верный и преданный Орднунгу партайгненоссе. Речь не об этом…

Он вздохнул, откинувшись в кресле, и сцепил пальцы на коленке. Перстень блеснул на пальце, словно проблесковый маячок, призывающий Пьерину не забывать.

– Поймите, культуру всегда, всегда и везде считали второстепенной отраслью политики. Чем-то неважным, женским, чем-то таким, что можно сделать синекурой для жены верного соратника. Но культура – это основа всего, и, прежде всего – основа Орднунга. Разве можно водрузить этот груз на хрупкие плечи голой Фрейи? Культура – это ноша, посильная только мужчине, атланту…

«На себя, что ли, намекает, testa di cazzo?» – подумала Пьерина. – «Тоже мне, атлант-cazz’ант».

– Разве Отечество, великий Нойе Райх может ассоциироваться с какой-то голой девкой? – глаза Ульрика блестели нездоровым блеском, он даже подался вперед. Бедная Ирма с тоскливым выражением лица укладкой покосилась на его запястье, где были часы. Наверно, время смотрела.

– Но ведь фроляйн Карэн, ваш обергаупт 27 27 Обергаупт – обобщенное название непосредственных начальников; , тоже женщина, – сказала Ирма, и Пьерина одобрительно улыбнулась – а девица-то не промах. Так ему, пидору!

– Это другое, – небрежно отмахнулся Ульрик. – Фроляйн Карэн сделана из особого теста, она такая же волевая, несгибаемая и мудрая, как наш фюрер.

«В смысле, полудохлая?» – мысленно съязвила Пьерина.

– То есть, существующее положение вещей Вас не устраивает? – продолжала наступление Ирма.

– Ну что Вы, – Ульрих недобро косился на девушку, должно быть, почувствовал подвох. – Die Ordnung für immer 28 28 Die Ordnung für immer , сокращенно ОФИ – ритуальная клятва Нойе Райха – «Порядок прежде всего»; ! Но ведь именно Орднунг говорит о том, что начало моральной дегенерации – дефективные идеи феминизма, гомосексуализма, толерантности, разве нет?

– Конечно, – ответила Ирма, несколько растеряно. Но она быстро взяла себя в руки. – Равно как и нелояльность, абсурдная критика альтергеноссе.

– Мы не можем судить тех, кто выше нас, – кивнул Ульрих. – Потому я просто честно и добросовестно выполняю все распоряжения фрау райхскомиссарин. Это дает мне возможность заниматься другими, не менее важными вопросами. Даже более важными, такими, как работа с райхсъюгенд.

– Я слышала, эта ваша работа получила очень высокую оценку, – примирительно сказала Ирма. Вид у Ульриха моментально стал довольным:

– Открою маленький секрет: завтра, в честь Дня Рождения Гроссфюрера, мои мальчики, – на слове «мальчики» голос Ульриха едва заметно дрогнул, – участники Райхскапеллы памяти двадцать второго июля, будут петь перед вождем написанную мной лично ораторию Der Triumph von Ordnung. Я нашел потрясающего солиста – юноше нет еще шестнадцати, отец и мать ликвидированы в ЕА, но как же он предан Орднунгу!

Ульрик вскочил на ноги, его трехмерный силуэт смазался: камерный блок не успевал за его движением, он просто не был рассчитан на скоростное перемещение, как, скажем, БКБ разведывательных беспилотников:

– Вот кто должен олицетворять собой Отечество! Настоящий мужчина, сильный, прекрасный, волевой! Даже обнаженным он будет воплощать не слабость и беззащитность, а силу и волю! И если такой подчинится кому-то, то только… только Орднунгу!

Пьерина, сжав зубами мундштук с тлеющей сигаретой, смотрела на трехмерную фигурку ван Нивена. Его щеки потемнели, глаза маслянисто блестели, губы стали влажными, как у девицы.

– Ах ты, merdoso… – прошептала она зло. – Опять за старое? А ведь ты, говорят, даже женился – на какой-то там ирландской американке, которую раскручивал… бедная девочка. Ну, я тебе устрою, rotto in culo!

С этими словами Пьерина отложила мундштук, на котором появились следы от ее зубов, и потянулась к сумочке, чтобы достать коммуникатор.

Чезаре сказал ей не звонить ему, но, кажется, дело не терпело отлагательства.

Уворот усадьбы Райхсфюрера дорога сворачивала на запад, двигаясь вдоль высокого забора, ограждавшего замок Тейгель. Затем бывшая Адельхайдалее сворачивала резко на юг – на этом участке она сохранила прежнее имя; однако, теперь бывший поворот стал перекрестком – от него к западу была проложена новая дорога. Она, как и часть Адельхайдалее от Каролиненштрассе до нового перекрестка, получила имя Хершафталее – бульвар владычества, хотя слово Хершафт можно было перевести и по-другому: царствование, господство, правление.

На углу между Хершафталее и Адельхайдалее располагались казармы Райхсъюгенда, похожие на средневековую крепость, но выполненную из бетона и вместо бомбард и баллист ощетинившуюся эфэльками и плазмаверферами 29 29 Плазмаверфер PW – оружие, стреляющее сгустками перегретой плазмы. Сочетает бронебойный и зажигательный эффект, но потребляет много энергии и топлива для формирования боеприпаса и имеет небольшую дальность стрельбы. PW вооружаются штурмовые танки и стационарные объекты; . К казарменному форту примыкало не менее суровое на вид здание электростанции (в глубине которого также находилась артезианская скважина, снабжавшая весь район водой). Затем был небольшой, полудикий парк между Шихтштрассе и Камерштрассе, а за парком, где никогда не бывало людно, расположилось несколько особняков, а, если быть точным, то всего три. В первом обитала чета Шмидтов. Второй занимал Райхсминистр коммуникации фон Немофф со своей супругой и шестью детьми. Следующий, самый близкий к озеру особняк располагался как раз напротив участка леса, знаменитого самым старым деревом в Берлине – Толстой Мари. Этот особняк мало чем отличался от остальных – крытый черепицей цвета спекшейся крови дом из темно-серого, почти черного камня стоял в глубине участка. Дом возвышался на стилобате из того же камня, часть стилобата занимала терраса, под ней был гараж. Сам дом был двухэтажным, за исключением пристроенной с противоположной стороны от террасы трехэтажной башенки с балкончиком, на котором стояла всегда зачехленная эфэлька какой-то особой конструкции, массивнее, чем стандартные.