Алекс Вурхисс - Désenchantée: [Dé]génération

– Это парализует Вас, – сказал он, – но чувствовать Вы будете все, иначе нет смысла.

Он расстегнул и снял браслет с кисти Коюн. Браслет и пустой инъектор Вольф положил на стол. Затем взял со стола нечто вроде небольшой электродрели:

– Рождение человека всегда сопровождается болью и кровью, Коюн. Вы бездарно потратили свою первую жизнь, но мы готовы дать Вам еще один шанс. Поскольку Вы часть народа, народа, от имени которого я выступаю. Потому, что имею на это полное право.

Двумя пальцами он открыл рот девушки и посветил встроенным в «дрель» фонариком. Довольно цокнул языком и запустил «дрель». Не обращая никакого внимания на ужас в глазах девушки, он поднес сверло к алой десне позади идеально-белых коренных зубов:

– Вы хорошо ухаживаете за ротовой полостью, Коюн. Это похвально. Между прочим, у Вас вот-вот должен прорезаться зуб мудрости. Мы ему немного поможем, идет?

* * *

Когда бледную Коюн на ватных ногах увели в ведомство Греты, полицай-президента Райхсштрафабтайлунга, заместительницы Вольфа по вопросам работы пенитенциарных учреждений и распределения отбывающих наказаний, Вольф заметил, что вредные амадины, оравшие все время, пока работала его портативная бормашина, самым свинским образом нагадили в собственную поилку. Он вынул пластиковую емкость из клетки и прошел до туалета, чтобы помыть ее и наполнить водой. Магда, его жена, наказывала наливать птицам воду только из кулера, «потому, что по трубам одно говно сливают», но это ее ценное указание Вольф, понятное дело, игнорировал. Амадинов Вольф не любил, даром, что их подарила Магда, чьи прочие подарки Райхсминистр ценил и бережно хранил. «Ничего, не сдохнут, а если и сдохнут, невелика потеря», – думал он, возвращаясь в кабинет.

Он поставил плошечку на стол, чтобы вызвать по селектору Брунни, своего неизменного секретаря, и попросить приготовить чашечку кофе, но тут поступил вызов по видеофону. Вольф велел асе 7 7 Ася – общепринятое название электронных экспертных систем-консультантов; могут иметь голографическое представление или транслировать информацию непосредственно в мозг (например, «Аси» самолетов с небольшим объемом кабины). телефона включить связь, и над столешницей появилась фигурка его жены Магды. На ней было легкое ситцевое платьице, с ее же легкой руки вошедшее в моду по всему Нойерайху.

– С чего это ты принарядилась? – удивился Вольф. Магда не видела ничего предосудительного в наготе и не стеснялась звонить ему в неглиже, не обращая внимания на то, что у него могут быть посетители.

Впрочем, для бывшей «актрисы в жанре бурлеск», а ныне женского воплощения Орднунга в буквальном смысле (Орднунг в виде прекрасной обнаженной женщины, демонстрирующийся в тысячах уличных голограмм и сетевых роликов был 3Д-моделью Магды, и моделью во всех смыслах очень точной) такие условности были не важны. Да и для Вольфа тоже: он знал, что Магда ему верна, и этого ему было довольно.

Он вообще ей много позволял, но лишь потому, что у Магды, кажется, чутье на красные линии было прошито в подсознании наряду с безусловными инстинктами. Потому даже когда она на него сердилась, Вольфа это только веселило. Сердилась она на него часто, и со стороны могла показаться даже сварливой… но лишь со стороны.

– Травишь моих амадинов канализационными помоями? – вопрос Вольфа Магда проигнорировала, а плошку на столе ухитрилась заметить. – Или с блядями развлекаешься?

– Развлекаюсь, – признался Вольф. – Только что одну в Дезашанте отправил.

– Красивая? – заинтересовалась Магда. Как это часто случается у представителей таких вульгарных жанров, как бурлеск, у нее было очень хорошо развито чувство прекрасного вообще и чутье на женскую красоту в частности.

– Тебе бы понравилась, – пожал плечами Вольф, беря со стола плошку. – Можешь сама глянуть, дело девять, литера г, номер пятьдесят две тысячи сто четыре.

– То-то прошмандовка Гретхен порадуется, – сказала Магда, задумчиво глядя, как Вольф ставит плошку в клетку с верещащими амадинами. – Она ни одну симпатичную девочку не пропускает… я к тебе, между прочим, по важному делу звоню.

– Я весь во внимании, – кивнул Вольф, закрывая клетку. Амадины слетелись к плошке, самец уселся на жердочку над ней, а самочка принялась пить.

– Блин, смотри, куда ты плошку ставишь! – взорвалась Магда. – Ты поставил специально под жердочку, чтобы Франк-Вальтеру срать туда удобней было?

Франк-Вальтером звали самца-амадина, в честь покойного президента Германии. Самочку звали Ангелой.

– Буду я еще им плошечку выставлять, – буркнул Вольф.

– Ну да, не тебе же из нее пить! – ядовито заметила Магда. – Давай я тебе в тарелку…

– Так какое, ты говоришь, у тебя дело? – спросил Вольф.

– Подвинь мисочку, тогда скажу, – надула губы Магда. Вольф вздохнул и вернулся к клетке.

– Я не знаю, что мне надеть на вечер, – сообщила Магда, когда плошечка была выставлена так, как надо. – Драная сука три, литера ф, номер две тысячи пятьсот пятьдесят пять куда-то засунула мое платье, которое я думала надеть. Я ее спрашивала, но гадина врет, что не знает…

– Ты могла его сама куда-то положить, – предположил Вольф. Магда сжала губы:

– Ну да, я, по-твоему, склеротичка?! Говорю тебе, эти унтергебен-менши 8 8 Унтергебен-менш – несвободный гражданин Нойерайха, имеющий номер вместо имени и ограничение в правах. В обиходе назвались также пронумерованными, безымянными; только и делают, что гадят! По мелочи, конечно, но платья-то нет!

– Во второй гардеробной, – ответил Вольф, успевший подключиться к «умному дому» и пробежаться по комнатам в поисках искомого платья. – Справа, там, где лисья шуба.

– Так это ты его туда засунул?! – возмутилась Магда.

– Нет, это ты его сняла там, сразу вместе с пальто, – напомнил ей Вольф. – Кстати, там же туфли, а белье – над ними на антресоли….

– На кой мне оно? – спросила Магда. – Уж не думаешь ли ты, что я надену уже ношенное?!

– Скажешь три эф две пятьсот пятьдесят пять, чтобы постирала, – закончил свою мысль Вольф. – После того, как приготовит тебе платье.

– Не учи ученую! – отрезала Магда. – Кстати, о пальто… мне к нему еще не доставили горжетку, а ведь сегодня…

– Я помню, чтоу нас сегодня, – сказал Вольф. Сегодня был день рождения фюрера. «Все пойдут почитать труп», – подумал он.

Фактически, во главе Нойерайха стоял Райхсфюрер Эрих Штальманн, но официально главой государства и Партай был фюрер. В две тысячи двадцать втором году, когда первого идеолога Орднунга герра Брейвика переводили из шведской тюрьмы в немецкую, один из его последователей, Дитер Лянце, с группой товарищей предпринял неудачную попытку его освободить. В результате погиб и сам Брейвик, и те, кто его освобождали – все, кроме Лянце. Того, правда, опознали только по зубной карте – семидесятипроцентный ожог и многочисленные травмы головы полностью обезличили несостоявшегося «освободителя». Будущего фюрера госпитализировали, и после этого он больше не выходил из медикаментозной комы, но дело было сделано – его трудами и трудами Брейвика заинтересовался тот, кому суждено было реализовать великий Reinigung – сам Штальманн.