Филипп Тагиров - Автоэротизм

Старики медленно приближались, но теперь уже Энтони видел, что тычут своими пальцами они не в него, а в пыльное облако, нарисовавшее себя на дороге за его спиной. Хозяйка мотеля тоже с интересом взирала на приближающегося гостя. Да, похоже, чужаки здесь бывают нечасто, а тут меньше, чем за сутки, уже третья машина – есть, чему удивиться. Даже если бы он просто проехал мимо, это бы уже добавило удивленно поднятую бровь на высохшем безучастном лице любого из местных жителей, и когда большой черный внедорожник притормозил рядом с пустующей парковкой, это не могло не привлечь всеобщего внимания, пусть и прикрытого дерюгой напускного безразличия. Энтони посмотрел на машину одновременно с каким-то восхищением и с тревогой. Это смешанное чувство было вызвано мощной лаконичностью ее форм, сквозь которые проявляло себя что-то определенно маскулинное, спокойным, но могучим гулом двигателя, толстым слоем песчаной пыли, украшавшим его, как воина украшает запекшаяся на его теле кровь врагов. Кто мог явиться сюда на таком звере? Энтони понимал, что это едва ли простой путник, оставалось надеяться, что это не копы под прикрытием, не очередной охотник и не какой-нибудь окольцованный навигатор. Прочие «крутые ребята» мало волновали Энтони, какое им дело до случайного странника? Если только… Если только, конечно, дело не в заказе, который получил Энтони и не в запечатанном чемодане, который сейчас покоился в багажнике Энжи. Не спуская глаз с внедорожника, Энтони пошел к Энжи, которая не преминула подмигнуть ему фарами, приветствуя.

Дверь черной машины распахнулась, и на землю спрыгнула женщина. Она слегка подтянула брюки, скорее, по привычке, нежели осознанно, огляделась, махнула не то Энтони, не то толстухе и направилась к терминалу заправщика. Энтони стало любопытно, одна ли она приехала, если да, то оснований для тревоги, вроде бы, не было – ни на копа, ни на охотника она не походила да и вела себя так, как если бы не имела ни малейшей заинтересованности ни в Энтони, ни в его грузе. Она сосредоточилась над монитором терминала, а Энтони, окинув прощальным взглядом «Новую надежду» и тех немногочисленных ее жителей, коих он мог лицезреть в настоящий момент, открыл дверцу Энжи.

– Извините? – как-то немного растерянно прозвучало сзади. Женщина стояла у терминала и смотрела на Энтони. Ветер чуть трепал ее короткие, остриженные почти по-мальчишески, темные волосы. В руках у нее была черная кредитница, может быть, тоже возникли проблемы с оплатой горючего?

– Эй! – вдруг воскликнул один из стариков и, похоже, забыв про своего друга, вместе с которым они плелись по улице, быстро заковылял в их сторону. – Эй, я помню тебя!

Женщина отшатнулась, кинула на Энтони еще один взгляд и поспешно забралась обратно в свою машину.

– Я тебя помню! – настаивал старик, стуча кулаком по кузову внедорожника.

Мотор рыкнул, колеса бросили в Энтони и остальных, кто был рядом, пару пригоршней песка, и внедорожник рванул прочь.

Энтони сел в машину; что бы ни означало все происходящее, какие бы воспоминания так ни терзали старика, и кем бы ни являлась эта женщина, пьеса явно была не про них с Энжи.

Доставить «посылку» не составило труда, координатор не обидел кредитами и был воодушевлен возможностью предложить Энтони новый заказ, однако у того были другие планы на ближайшие день-два. Услышав об этом, координатор несколько охладел к разговору и сухо добавил, что заказ, скорее всего, дождется его, правда, Энтони потеряет процент за срочность.

Каждый. Чаша багряного вина. Лепестки роз, алеющие вдоль улицы, по которой возвращались триумфаторы. Кусок сырого мяса, настоящего, никакой синтетики, красный, сочный. Солнечный диск в минуты заката над запретным морем.

Охотник. Кожура апельсинов, отрывающаяся неровными, неповторяющимися кусками, беспорядочно оставляемая на столе, чтобы усохнуть, и треть стакана выжатого сока. Оранжевые осенние листья, шуршащие под колесами Энжи, проезжающей по ним медленно и почти беззвучно, словно бы захваченной этим чудом. Солнечный диск спустя полчаса после восхода.

Желает. Спортивный автомобиль вызывающе-желтого цвета, брошенный посреди площади какого-то очень старого города. Обручальное кольцо матери, хранящееся в ящике туалетного столика после смерти отца, вдруг извлеченное и блестящее в лучах солнца. Огонек на карте, тревожно свидетельствующий о том, что Государственный Охотник взял твой след. И, наконец, песок в пустыни, но не этот, полинявший, выгоревший, а настоящий, еще хранящий свой цвет.

Знать. Чешуя трехглазого полоза, скользящего в траве Благословенного оазиса, где жил его дед. Стена бамбуковой чащи из снов о месте, в котором ты никогда не был. Капля на листе ольхи, оставшаяся после дождя, прозрачная и оттого без усилия впитавшая в себя цвет листа.

Как сложно подбирать образы к семи цветам, подумал Энтони. Когда-то это было бы плевым делом – просто посмотри по сторонам или прокрути в голове киноленту прошедшего дня. А сейчас приходится опираться либо на почти истершиеся воспоминания, либо на то, что ты увидел когда-то в старом кино или на фотографии или о чем, живо воображая, как это должно было бы выглядеть, прочитал однажды в книжке. Хотя, конечно, в больших городах с красками дела обстоят лучше, но это – в больших городах, а не в этой бесцветной пустоши.

Где. Тонкие линии вен, проглядывающие сквозь бледную кожу руки. Волосы ожившей куклы Мальвины из детской сказки. Мудрые глаза сиамского кота, отстраненно взирающего на мир со страницы перекидного настенного календаря на заправочной станции.

Сидит. Шарф, брошенный на заднее сидение, забытый кем-то, кто уже и сам почти забыт.

В мире искусственных вещей красное, синее, желтое – не то, что родилось красным, синим или желтым, а то, что было покрашено в эти цвета. В мире пустынных дорог, брошенных машин, оставленных обветшалых лачуг цвета выцвели, краска облезла. Важна ли разница между синим и покрашенным в синий? Цвет же один? Или это еще один закольцованный маршрут, тасующий карты на новый лад, не взирая на то, что карты-то все старые? И радуга, к которой он может, в конце концов, привести Энтони, будет лишь картинкой на покосившемся рекламном щите?

Небосвод в краткий, ускользающий миг сумерек, возникший в собственном ускользании, явленный для того, чтобы ускользать.

Фазан. Язык девчонки, только что вдоволь наевшейся черноплодной рябины. Огонек на карте, показывающий, что Корпоративные копы собираются вот-вот схватить тебя за задницу.

Энтони кажется, что на этот-то раз все должно получиться. Сверлящий холодок… Чей-то голод… Энжи, как нож портного, рассекает материю пустынного мира, ткань реальности выворачивается, приоткрывая свою изнанку, набегают облака, затем тяжелые мрачные тучи, черноту вокруг озаряют несколько молний, в их свете Энтони мерещатся исполинские деревья, уходящие своими стволами в недосягаемую вышину, так высоко, что даже не видно крон, мерещатся скелеты кораблей, медленно покачивающихся на невидимых ядовитых волнах над его головой, мерещатся звезды, пошатнувшиеся и низвергнувшиеся со своих мест по странным спиральным траекториях, растянувшиеся в светящиеся допплеровские нити, опутавшие Энжи своей раскаленной паутиной, закрутившие Энтони до головокружения – и затем выплюнувшие его ускользающее сознание назад в мир пустоши и ее пыльных дорог.