Александр Лозовский - Аномалия

Постепенно пришли к выводу, что ни в мать, ни в отца. Софья Михайловна была недовольна. А Саша задумчиво проговорил:

– Что я могу сказать, глядя на Валю? Только одно: проезжий молодец был евреем.

Только после того, как мать переехала к новому мужу, Саша стал снова вхож в их дом.

Они многое друг о друге знали, наверняка больше, чем их жены. Саша, например, единственный, кто знал о существовании Милы Росевой и когда-то даже был с ней знаком, кроме, разумеется, бабки по отцовской линии Валентины, живущей в селе Болгарка под Одессой. А, кстати, сам Валентин в честь этой бабы Вали и был назван.

Все эти мысли беспорядочно бродили в голове Валентина, пока он задумчиво смотрел в окно, смотрел и не видел. Но отвлекся и трястись почти перестал. Вот уже и самоирония появилась – хороший признак.

А за окном показались знакомые места, дорога стала ощущаться даже через «вторые в мире и первые в Европе» амортизаторы. Скорость замедлилась местами до нуля. Въехали в бывший «центр».

Валентин из окна автобуса с сочувствием смотрел на знакомые улицы старого города. О дорогах я уже говорил, но и фасады зданий имеют потрепанный вид, а тротуары и дворы просто ужасные, они остались такими, какими были во времена юности Валентина и даже юности его матери. А некоторые – и их немало – даже бабушки.

А ведь очень многие здания в Одессе являются, без преувеличения, памятниками архитектуры девятнадцатого и начала двадцатого веков, их строило богатое и уважающее себя население. Почему же так запускают исторический центр? Парочку центральных кварталов для туристов еще поддерживают – и на этом все. И туристическим центром знаменитая во всем мире Одесса не стала. Львов стал – еще доберись туда. А тут и море, и история, здесь Одесса! Но город приводить в порядок и создавать инфраструктуру туризма никому не хочется, проще поднять пару высоток – и поделить результат. А легендарную Аркадию превратили даже не в муравейник – в термитник.

Валентин с Ниной осенью были в Лондоне, туманном, дождливом, вечно сыром, и какой там ухоженный исторический центр, старые дома скорее можно назвать вечно молодыми. А в солнечной Одессе, по истории, прошел Мамай в лице четырех мэров. Интересно, почему?

Автобус полз по улице Преображенской, забитой до отказа всеми видами транспорта в обе стороны, включая трамвай. Когда Валентин вышел на своей остановке, то его сосуды – он чувствовал – снова сузились. Придется опять расширять с Сашей. Утешало только одно: на машине ему досталось бы больше.

Возле дома – это означало в кафе на углу Некрасовского переулка и Гоголя, столики на улице. Это хорошо, с утра было прохладно, а сейчас приятно. Саша уже ждал и испытывал нетерпение. Он всегда испытывал нетерпение, видимо, считая это разновидностью беспокойства.

Я обратил внимание, что называю героев Валентином и Сашей? Почему не Валей? Мне кажется, Валя звучит слишком по-домашнему, панибратски, а Саша – нет, ничего, нормально.

Саша был небольшого роста – говорил, что метр шестьдесят восемь. Валентин знал, что метр шестьдесят шесть, но никогда эти сведения посторонним не выдавал. А ему возражал, ему можно. У них было принято подзуживать друг друга, но силы были неравны. У Саши солидное преимущество.

Я упоминал о противоречиях в характере Саши. Вот одно из них. Он абсолютно не страдал комплексом Наполеона, говорил, что сейчас в моде маленькие. И доказывал это на практике. Но напоминаний об этом не любил. Прическа у Саши короткая, сантиметра два-три, не больше, волосы темные, сейчас выгорели, неопределенного цвета – он зимой и летом ходит без шапки. Спереди, увы, скажем прямо – не густые, он потихоньку лысеет. То, что осталось, стоит дыбом, вроде непослушные. Вроде. Но почему он тогда их ерошит, а не приглаживает?

«Ты не метр с кепкой, – в пикировке иногда говорил ему разъяренный Валентин, – ты метр шестьдесят восемь с прической».

Это даже между ними считалось запрещенным приемом. Как тогда быть с Наполеоном?

Саша был скорее кругло-, чем яйцеголовый, во всяком случае, круглолицый и в общем довольно симпатичный. Глаза серые, всегда насмешливо прищуренные – Валентин толком не мог понять, он ехидный или ироничный. Саша отвечал, что это одно и то же, только «ехидный» – бытовое название. Немного портили лицо результаты юношеского увлечения. Учитывая рост и характер, Саша не мог не принять меры – он серьезно занялся боксом и стал кандидатом в мастера. Нос ему попортили, не слишком, чуть-чуть, а вот губы разбили. Оказывается, и губы тоже от бокса страдают, теперь его улыбка даже без старания кажется ехидной.

– Почему попортили? – не соглашался он. – Шрамы мужчину только украшают. – Если судить по успеху у женщин, он был прав. И утверждал: в наше время мужчине не нужно охотиться, нужно только не сопротивляться.

А, кстати, знаете, почему он бросил бокс? Надоело отвечать, в какой категории он выступает – в наилегчайшей.

Так комплекс или только противоречия?

На работе Саша занимался экономическими проблемами, а когда становилось скучно, то подключался к журналистским расследованиям, отчего становилось «весело» не только ему, но и редактору. Редактор связывался с Любой и спрашивал, дорожит ли она мужем. Иногда помогало. Но Саша чаще переходил на нелегальное положение. Увы, и в новой, довольно успешной, Украине «всегда есть место подвигу».

Может, вам образ показался слишком эксцентричным, ничего не могу поделать – какой есть, такой есть.

– Ну, что стряслось? Валя, у меня мало времени. Через два часа планерка. Если я не найду чего-нибудь жареного, пожарят нас. Сгорим. Тираж падает.

– Все газеты падают, – Валентин думал не о газетах.

– Ну конечно, для тебя все падают. А я – не все. Но дело не в этом. Тебе нужно поговорить. Но у меня тоже есть желание.

Валентин понял его обиду, но переключиться на другую тему не мог.

– Саш, я понимаю и хочу, чтобы твое желание исполнилось. – Он остановился. – Но… у тебя одно на уме. Мне сейчас не до этого. Извини, ты пока ничего не заказывал? Давай тебе сто коньяка, мне – пятьдесят. Я уже причащался. И кофе. И по бутерброду.

Валентин знал, что Саша ездит общественным транспортом или, если припечет, на редакционной машине, с шофером. Он говорил: если бы был за рулем, то получал бы ноль информации. Не было бы контакта.

– Заметно, что причащался, аромат… С утра, в рабочий день, Лавров! Мой журналистский нюх говорит, что не зря приехал. Понял. Переключаюсь на тебя.

Пока они заказывали, пока им принесли, пока выпили коньяк и отхлебнули кофе, Валентин мрачно молчал. Саша вопросов не задавал, хотя время от времени ногой постукивал. Он знал, что в интервью нужно уметь ждать, как на охоте. Он умел владеть своим темпераментом.