Борис Утехин - Ключ

«Боже мой, да ведь это Лера!» – Матвей узнал в жертве похищения свою студенческую любовь, с которой последний раз виделся на встрече выпускников лет пять назад. Он достал телефон и набрал её номер. Какое-то время никто не отвечал, и Матвей уже собирался отключиться, но в этот момент слабый голос Лерки ответил: «Да, слушаю».

– Лер, это я, Матвей, привет. Видел тебя в новостях, ужас! У тебя все в порядке?

– Матвей, господи, привет! Как я рада тебя слышать! А я не хотела подходить, думала, следователь звонит. Достали уже! – Голос у Лерки был какой-то погасший. – Да, всё нормально, жива. Синяк под глазом, ребро, похоже, сломано, но ведь это не главное?

Раз шутит, – решил Матвей, – значит всё не так плохо.

– Ты одна? Давай, я приеду?

Он знал, что пару лет назад Лера рассталась с мужем и жила одна. Они как-то встретились за кофе и показалось, что вдруг вспыхнула какая-то живая искра и может продолжиться бурная студенческая любовь. Но Матвей проводил девушку до подъезда, поцеловал в щеку и сказал: «Пока, увидимся». Прошёл год, иногда по вечерам случалась какая-то эротическая переписка, но они так и не увиделись, хотя постоянно комментировали друг друга в сети и ставили лайки. Странное всё же время. Кто бы мог подумать лет десять назад, что их дружба будет измеряться какими-то лайками?

– Нет, не одна. – Она сделала паузу. – Подруга у меня сидит.

Матвею показалось, что на том конце линии Лера улыбнулась. Он и вправду почувствовал какую-то странную ревность, когда услышал это «не одна».

– Если хочешь, приезжай. – сказала Лера и Матвей понял, что сейчас отложит все дела и помчится к ней.

Он положил в сумку ноутбук, надел куртку, позвонил Вере и попросил все встречи перенести на завтра. Потом написал товарищу: «извини, не дождался, форс-мажор, давай перенесём на завтра плз» и сел в машину.

Проспект стоял. Точнее, ехал, но это было похоже на тяжелый сон, когда ты пытаешься бежать, но все движения у тебя получаются чудовищно медленно. Наконец он свернул с проспекта и быстро поехал по узкой улице, оказавшейся на удивление свободной.

Лера жила в высокой башне, поднимающей свою плоскую крышу над большим старым лесопарком, скрывающим за кронами высоких сосен бывшую дачу Сталина. Матвею эта башня казалась пограничным столбом, если представить, что у исторических эпох есть границы. Однажды он попал на эту сталинскую дачу. Партнёры, крупная компания, отмечали здесь корпоративный праздник. На поляне около особняка жарили рыбу и мясо, произносили приветственные речи, много смеялись. Официанты выносили из распахнутых дверей подносы с бокалами, гости бродили по территории дома приемов, рассматривая строгую, даже скромную, архитектуру.

– Удивительная всё же штука – человек. – Матвей вспомнил, как к нему подошёл один из вице-президентов, с которым он несколько раз разговаривал в общей компании на таких встречах. – Вот здесь умер один из самых кровавых правителей в истории. И что? Это место стало музеем, напоминанием о том, к чему обществу нельзя возвращаться? Ничего подобного! Мы тут весело бухаем и насрать нам на тирана, который отправил миллионы на смерть!

– Так может в этом и есть главный смысл? Жизнь вырастает из смерти. Точнее, из употреблённой жизни. Мы – это навоз для будущего. Больше смертей – больше навоза, будущее расцветает и колосится.

– Вы Матвей, иронизируете, а ведь я серьёзно. Почему люди уверены, что добро побеждает зло? Только потому, что они не помнят о зле? Может, мы и живем относительно недолго, чтобы быстрее забывать? А так – одно поколение пережило свой ужас, родились дети, потом внуки, – и все, забыто, стало историей, пылью веков.

– В этом и есть суть добра, я думаю – Матвей поглядел на солнце сквозь бокал с шампанским, наблюдая как пузырьки поднимаются вверх, к свету и лопаются, растворяясь в нем. – Выжить. Любой ценой. Всё, что позволяет выжить, – не человеку, а человечеству – и есть добро. И пока мы ещё существуем оно, типа, побеждает.

С Валерией он познакомился еще студентом на модной рок-тусовке.

Народа собралась тьма, мест не было, но опытный глаз Матвея нашел в зале свободные места для випов, а випы могли и не прийти. И нагло занял удобное место. Кто-то из випов правда не пришел, так что фильм он смотрел как белый человек. После показа был концерт, а в перерыве он увидел знакомого, стоявшего рядом с симпатичной девушкой. Он подошел, поздоровался. Девушка протянула ему ладошку: «Валерия».

И приятель, и девушка сидели на балконе зала, высоком и неудобном.

– А ты где сидишь? – спросила Валерия.

– Рядом с випами. – гордо объявил Матвей.

– Ух ты, здорово. А там ещё места есть?

– Нет, к сожалению. Только у меня на коленях. – пошутил Матвей.

– Отличное место, – сказала Валерия совершенно серьезно.

Кажется, они даже не дождались, когда кончится концерт. В квартире, где он жил, обстановка была самая что ни на есть спартанская. На полу лежал застеленный матрас, еще не успевший, за отсутствием средств, превратиться в полноценную кровать.

Прошло часов пять, когда они, наконец, остановились. В какой-то момент это перестало приносить ему удовольствие, но остался задорный спортивный интерес – сколько же она может так продержаться? Ему казалось, что для неё это тоже игра, что она кричит не столько от удовольствия, сколько подогревая себя.

Они взмокли от пота, как после тяжёлой тренировки, но запах его почти не чувствовался, так бывает, пока тела молоды и не загрязненны шлаками жизни.

В какой-то момент они устали и ненадолго заснули, накрывшись намокшей простыней.

Это был их первый секс, и он был просто отличным. Но Лерка, которую он считал, в общем-то, опытной девушкой, как-то в разговоре несколько лет спустя обмолвилась, что именно он тогда открыл ей, как она выразилась, «двери в Большой секс». Что именно она имела в виду, он не стал уточнять, но было приятно. Есть всё же какой-то рудимент в голове у мужика – быть у женщины первым. Хотя бы по части оргазма.

Однажды в бане, где даже интеллектуалы разговаривают о бабах, один профессор объяснял, что потребность быть у женщины первым появилась у человечества одновременно с понятием собственности. Пока всё имущество принадлежало племени и никак не делилось, было совершенно не важно, девственница твоя избранница или нет. От кого бы ни родились дети, они оставались в племени женщины. А мужик сделал своё дело и пошел гулять смело дальше. Когда же у людей появилось что-то, чем они владели единолично и что передавалось по наследству, тут вопрос девственности и оказался принципиальным. Мужик должен быть уверен, что оставляет нажитое своей кровинушке. За тысячи лет это уже закрепилось в подсознании.