Владимир Васильев - Страшный суд над богом и дьяволом

Когда трехлетний Рома Монтеков узнал, что Земля круглая, он очень расстроился. «Как же так», – подумал он. – «Ведь тогда с нее никуда не денешься! Ничего, слесаря позову, и он все исправит». Спустя семнадцать лет он понял, что слесарь ему необходим. А спустя еще пять лет занялся слесарными работами самостоятельно. Но без фанатизма. Ведь был еще город, далекий от идеала другой планеты, но из реальных вариантов наиболее близкий к совершенству.

«Рене, позвони», – мысленно попросил он. – «Место рождения – не моя вина. Я достоин Парижа. Когда же ваши деловые интересы опять пересекутся с моими мозгами? Пусть ваши интересы обовьются вокруг моего таланта, пусть даже частично его свяжут, но дадут ему не ошметки жизни, а аккуратно дозированные кусочки!»

Остановившись перед дверью в свою квартиру, Роман усмехнулся – замочная скважина была вновь залита клеем.

– Хоть кретинизм и бесконечен, но как же он ограничен! – воскликнул Монтеков, и, достав электронный ключ-брелок, щелкнул кнопкой. Дверь пикнула и милостиво пропустила Романа. Мобильный телефон завибрировал двери в ответ.

– Рома! – перекрикивая треск, воскликнул голос с нездешним акцентом, ударяя на последний слог имени Монтекина. – Ты говорить способен?

– Рене! – обрадовался Роман. – Вообще-то человеческими особями я могу лишь общаться, но с тобой могу иногда поговорить. Но ты ведь звонишь не для разговора?

– Рома, старик тебя снова требует, – деловито произнес Рене.

– Навсегда? – осведомился Монтеков.

– Пока лишь на две недели. Когда ты сможешь прилететь?

– Сегодня.

– Ты очень много шутишь для делового человека…

– С вами я до смешного серьезен. Встретишь меня у де Голля часиков в десять? По вашему времени, конечно.

– Тебя что, уволили?

– Не дождутся. Что ты удивляешься, ты же мне сам бизнес-визу выправил!

– Но твое руководство…

– Не будем о скучном до завтрашнего утра, хорошо?

– Как скажешь, – Рене повесил трубку.

Роман вызвал местного врача и такси. Потом заказал авиабилет Москва-Париж и позвонил начальнику.

– Петр Петрович, – захрипел он, – Я сломал ногу…

– Кому? – сухо поинтересовался шеф.

– Все себе, на других ни времени, ни желания нет.

– Какую ногу-то?

– Левую…

– Какой ужас! Чем же вы будете делать ваши проекты?

– Вашей правой рукой, то есть господином Серькиным. Или он в данный момент очень занят?

– Вам не все равно? Вы ведь не просите, вы ставите в известность! Сколько будете левачить?

– Врачи дали две недели…

– Премию не дам, больничный не оплачу, но потребую, – посулил Петр Петрович.

– Я оправдаю и предъявлю.

Шеф бросил трубку. Гудок трубки отозвался звонком в прихожей. Монтеков щелкнул брелком.

– Открыто! – крикнул он.

На пороге появился угрюмый и помятый врач.

– Договоримся сразу, – быстро сказал Роман. – Больничный на две недели без дальнейших контактов – стольник евриков.

– Легко! – прояснился в лице эскулап.

– Такси заказывали? – захрипел телефон.

– Бегу, – сказал Монтеков, бросая электробритву и лапшу из галстуков в свой дорожный чемодан. Сунув купюру в лапу врачевателю, он припустился к лифту.

– Больны-то вы чем? – крикнул вдогонку врач, выходя из квартиры.

– Душой, – ответил Роман и закрыл дверь кнопкой на брелке. – А еще у меня левая нога сломана. Будьте здоровы!

– И тебе не хворать, – ответил врач.

Сев в машину, Монтеков попросил выключить радио, не курить и ехать в «Домодедово».

– Как ехать-то будем? – спросил водитель.

– Желательно молча.

– От вас едем по Козловской или сразу на МКАД?

– Что еще за Козловская?

– Ты, я вижу, совсем Москвы не знаешь, – с превосходством сказал водитель, решив, что с человеком, не знающим неведомой Козловской, не стоит церемониться.

– Раз уж мы выпили на брудершафт, можно интимный вопрос?

– Давай, – снисходительно разрешил шофер.

– Имел ли ты любовную связь с Анной Карениной?

– А, это телка из нового сериала. Нет, а че?

– То есть, ты девственник?

– Че? – не понял пошловатой, но чересчур тонкой шутки шофер.

– Ниче, – устало сказал Роман. – До «Домодедово» езжай по МКАДу.

– Как от тебя на МКАД выезжать?

– От пивной палатки направо, далее от детского сада прямо до сумасшедшего дома. Как увидишь плакат с планом Лилипутина, рули вправо и приедешь, – объяснил Роман.

– Ты за кого на выборах голосовать будешь?

– Надеюсь, что за Саркози.

– Я серьезно, за Лилипутина или за Призонова?

– Я не знаю Призонова, и знать не хочу, – сказал Монтеков. – А Лилипутина – тем более!

– Ну, ты даешь!

– Я еще ничего тебе не дал, но могу.

– Ты че, Призонова не знаешь?

– Не встречал. Как он при личном знакомстве?

– Я еще не видел Александра Аркадьевича вживую, но знакомые видели, – потеплел голос шофера. – Говорят, умный мужик, с башкой на плечах. В Давосе выступал по макроэкономике, английский знает! По телевизору выступал по возрождению СССР, рэп плясал, оркестром дирижировал! Всех черножопых обещал вырезать! Правильно, а то я читал, что они самому мэру угрожают!

– Не волнуйся за Лесополева, у него все будет в порядке, причем при любой власти. Призонова я твоего помню. Фюрер из ГУВД… Он вроде с Вовой Эдельштейном в паре работает. По крайней мере, его школа и типаж.

– Да что ты гонишь! – рассердился водитель. – Ты хоть понимаешь, что Призонов может сделать для страны?

– Я понимаю. А ты?

– А я нет, – после некоторой паузы признался шофер. – Но Россию он с колен поднимет!

– Да, Россию лучше употреблять стоя, чем на коленях. Только он ее потом на спину повалит. В этом плане он политик консервативный.

– До «Домодедово» с сегодняшнего дня полторашка, – вдруг сменил тему шофер.

– Была же тысяча еще вчера!

– Говоришь много, – зверски взглянул на Монтекова водитель.

– Зато свободно и независимо, – буркнул Роман, – Хоть мне это и дорого обходится. Ты никогда не задумывался, почему Россия, уже большая девочка, все на коленках ползает?

– Я не хочу задумываться, – процедил таксист.

– Да, тебе вредно, – согласился Монтеков.

***

– Не надо! – разбудил Романа полуживотный визг. Монтеков с досадой открыл глаза и прислушался. Крик исходил со стороны окна.

«Ну и что?», – подумал Роман. – «Пусть они жрут друг друга, это неинтересно. Сегодня помогу жертве, а завтра она станет моим палачом? Я в эту одномерную игру не играю со времен подслеповатой юности». Но любопытство взяло верх, и Монтеков выглянул в окно, твердо решив быть созерцателем, а не участником.

Окровавленный самородок луны освещал перекошенное лицо. Оно ежесекундно менялось, и Роман увидел лицо своего соседа, меняющееся то на лицо покойного отца, то на жестокие лица детей, то на прыщавые морды, искаженные бездумной агрессией, то на гладкие ледяные рожи с пустыми глазами. Но одно в лице оставалось неизменным. Струйка крови текла по трансформирующемуся лбу.