Лев Аскеров - Приговоренные

— Не уходи, звездочет, — просил он. — Ответь: сума моя опустела?

Ветви, сухо треснув, издали звук похожий на слово: «Опустела…»

Аттила раздвинул кусты. Но там было пусто. Там на хрустальной ножке весело плясал высокий серебрянный ключ. И вспомнил Аттила слова старца, сказавшего ему о том, что он умрет там, где родился. А Аттила верил ему. Он с первого раза, как увидел этого старика, поверил в него…

И он крикнул в кусты:

— Так ли это, звездочет?… Я умру на родине?

Но стояла тишина.

— Звездочет! Звездочет! — отчаянно корчась от страшных когтистых рысьих ударов, звал он…

… Застонав, царь открыл глаза. По шатру метались рыжие блики горящих факелов. Колдун Гунал подносил ему дымящуюся чашу какого-то снадобья.

— Не надо, колдун, — сказал Аттила. — Да будет тебе известно, что я умру у себя на родине… Зови военачальников.

— Они все здесь, мой повелитель, — сказал Гунал.

И точно, они стояли, сгрудившись над ложем своего царя. Кто-то из них его ненавидел, кто-то любил, а кто-то был равнодушен… Царь каждого одарил ласковой улыбкой и сказал:

— Седлайте коней, волки мои. Великий Аттила поведет всех домой… Объявите всем…

— Кстати, спросил он у них, что это за городище, который я не успел взять?

— Вавилон, мой повелитель, — ответил один из них.

— Вавилон, — задумчиво протянул Аттила. — Какое знакомое слово…

И тут глаза его вспыхнули ярким светом, словно что осенило.

— Так это… — хотел было он что-то сказать, но изловчившись, рысь сумела когтями вцепиться в сердце варвара.

Откуда-то из далека-далека Аттила услышал голос колдуна Гунала:

— Великий царь гуннов, сын Железной Горы и Небесного огня, завоеватель мира Аттила — умер.

— Ну и глуп же этот колдун, — равнодушно подумал варвар, погружаясь в блаженную мглу.

— Он очнулся, Вэкос, — сказал кто-то над самым его ухом.

— Но он еще не открыл глаза, — возразил ему очень знакомый голос.

И, не открывая их, он повелительным голосом приказал:

— Седлайте коней! Я еду домой!

И тишину разорвал громкий, заразительный смех.

— Ты уже дома, сынок.

И Пытливый открыл глаза. Над ним склонившийся Строптивый. Рядом также похохатывая и утирая от слез глаза, стоял ассистент той камеры, в которую его только что направил Верховный Координатор Проницательный.

— А где Верховный Координатор? — спросил Пытливый.

— Перед тобой, — сказал отец и официальным тоном объявил:

— Срок приговора твоего истек. Ты блестяще справился со своим заданием. С тебя сын Железной Скалы и Огня небесного началась история Великого переселения народов Земли… Всевышний доволен.

— А результаты? Зафиксировано ли смещение точек на хроноспиралях?..

— Приборы зарегистрировали, — скороговоркой заметил Строптивый.

— А люди? Как они? Повлияло ли это на их поведение? — явно обрадованный выпалил он одним духом.

— Нисколечко.

От досады Пытливый сморщился, поцыкал, немного помолчал, а потом, прикрыв глаза, проговорил:

— Значит, я заблуждался. Дело не в скученности точек… Дело в широте контактов мантии личного времени каждого человека с иными, высшими спиралями Пространства-Времени. А это, по всей видимости, програмируется здесь…

Но Строптивый не дал ему больше говорить.

— О результатах и выводах потом, — остановил он его и с шутливой строгостью прикрикнул:

— Хватит разлеживаться, варвар! Ты что, забыл?! Мы должны лететь в наш особнячок. Он нас ждет уже пять месяцев.

— Сорок лет, папа, — поправил его Пытливый.

— Да сорок лет… И еще там, — Строптивый показал на выход и с лукавой загадочностью добавил:

— Тебя кое-кто дожидается.

…Она стояла спиной к нему. Светящиеся пряди волос лунным светом струились до самого пояса. И она повернулась к нему. И на груди ее он увидел свой земной талисман. На тяжелой золотой цепи висела камея. Она была сделана из камня, упавшего с небес, в который мастер-ювелир вкрапил бриллианты в форме открытой ладони — точной копии его родимого пятна.

— Это кусочек от вечности. Подарок Аттилы, мой милый, — тихо сказала Камея.

Открытая ладошка, сверкая, приветствовала его в Великом Кругу Миров. И Пытливый вспомнил о чем он просил Лепесту, когда был Великим Аттилой.