Лев Аскеров - Месть невидимки

Ребёнка Сафура не выпустила. Он лежал у ней на животе… Сафура потеряла сознание, и в забытьи её вытошнило.

Пришла она в себя от диких воплей ребёнка и свекрови… Поднявшись, Сафура попросила мать отнести девочку в фельдшерский пункт, чтобы там ей сделали противостолбнячный укол…

После этого экран монитора вновь замутился искрящейся рябью.

Вернувшись домой, свекровь нашла её на диване в полуобморочном состоянии. Невестка стонала, держа на затылке намокший от крови платок. Рана оказалась неглубокой. Мать аккуратно выстригла вокруг неё волосы, обработала Сафуру йодом и помогла перебраться на кровать…

— К врачам, стало быть, не обращались? — укоризненно цыкая, переспросил Караев.

— Незачем было. Рана-то неглубокая, — развёл руками Азизов.

— Рана-то да, — согласился профессор. — А вот сотрясение мозга — глубокое… Оно и стало причиной её помешательства.

Эльдар потупился.

— Главное, — рассуждая вслух, проговорил Караев, — мы повернули время вспять.

— Что повернули? — не понял Азизов.

Караев с недоумением посмотрел на парня, словно увидел его впервые, а затем, вероятно, отделываясь от его дурацкого вопроса, сказал:

— Потом объясню… Сейчас Сафура в том же состоянии, когда после падения она пришла в себя.

— А где она? Её же там нет.

— Как нет?! — незаметно повернув регулятор прибора на «О», удивился Караев. — А это кто?

Эльдар был шокирован. Он готов был поклясться Аллахом: когда он сию минуту заглядывал за ширму, там стояла только кушетка… Кроме неё — ничего… Теперь же на той самой кушетке сидела облокотившись на локоть его Сафура. Она стонала. Ладонью правой руки она держалась за затылок. Сквозь пальцы сочилась кровь…

— Что с тобой, Сафура? — подскочил он к жене.

— Упала, — превозмогая боль, отозвалась она.

Караев отодвинул парня в сторону.

— Я врач, — напомнил он, — а потому лучше тебя смогу оказать ей помощь. А ты беги, организуй нам санитаров с носилками! — приказал он.

Эльдар потерянно смотрел то на жену, то на профессора…

— У неё же, когда её привели сюда, этого, — Азизов показал на окровавленный затылок, — не было.

— Ты меня достал, Эльдар, — процедил Караев, а до смерти хотелось рявкнуть да ещё дать пинка.

Но сейчас, при больной, допускать каких-либо резких звуков было нельзя. Вспугнёшь, и все насмарку.

— Я ж тебе говорил — всё объясню, — устало выговорил он. — Ступай, зови санитаров.

Теперь Сафуру надо было избавлять от сотрясения мозга.

— Не позволяйте ей вставать. Ни под каким предлогом. Лёд на голове менять каждый час. Никого к ней не допускать. Никакого общения с посторонними, — втолковывал он одновременно и Эльдару, и его тёще, что вызвалась быть сиделкой.

— Детишек можно? — поинтересовалась старая женщина.

— Тем более детишек! — отрезал профессор. Повторяю. Никого. Кроме вас и врачей… Понятно?!

Где-то на десятый день Сафура, неожиданно взяв мать за руку, пролепетела:

— Мамочка, что со мной? Где я?

— В больнице, дочка. Разве не помнишь? Ты упала.

— Ах, да, — согласилась дочь и, вероятно, припомнив как всё произошло, спросила о Лале.

— А что с ней станется?.. Ишь, накололась гвоздиком… Они с Нармишей на вашей городской квартире. С твоей свекровью.

— А-а-а, — понятливо протянула Сафура.

Внимательно оглядев мать, она вполне разумно и осмысленно прошептала:

— Мамочка, как ты…, - по всей видимости, хотела сказать «постарела», но запнулась и произнесла: — …Как ты изменилась.

«Ещё бы, — подумала мать, — пять лет — не пять дней и даже не пять месяцев», — а вслух уклончиво сказала:

— Что поделаешь, дочка! Годы берут своё.

Караев, прослушав, какой разговор произошел между матерью и дочерью, широко улыбнулся:

— Мы на полпути к победе. Всего на полпути… Неукоснительно соблюдайте все мои предписания.

Ещё дней через десять профессор позволил Сафуре подниматься и сидеть на кровати. А спустя две недели, когда больная свободно передвигалась по комнате и самостоятельно, без поддержки могла выходить в коридор, он сказал Эльдару, что лечение подошло к заключительной фазе.

— Завтра, — велел он, — приходи часам к десяти утра. Я должен провести второй сеанс.

После него профессор попросил старуху и Эльдара чаще заговаривать о дочерях. О том, как они учатся, в какую школу ходят, как проказничают. Показывать их фотографии, если имеются домашние видеозаписи — показывать и их…

Ещё через неделю Караев провёл с больной третий и последний сеанс у своего диковинного, по словам Эльдара, аппарата. После него он распорядился о выписке Азизовой.

Весь обслуживающий персонал больницы сбежался посмотреть на чудо — вчистую излечившуюся больную… Сафура обнимала своих выросших детей, ничуть не удивляясь этому. Из глаз её сыпались светлые горошины слёз.

— Ой, как я по вас соскучилась, — причитала она.

Подбежав к Караеву, стоявшему рядом с главврачом, Эльдар так и норовил поцеловать его руки.

— Это лишнее, Эльдар, — недовольно морщась, он демонстративно заложил руки за спину.

— Я вам по гроб жизни благодарен, доктор. Вы — бог, — сказал он и пошёл вслед вышедшим за ворота клиники домочадцам.

В три часа пополудни Караев, поставив точку в эпикризе Азизовой, задумчиво смотрел в окно. Он видел, как выбежал из будки охранник и стал поспешно открывать ворота. Во двор въезжал ослепительно белый, как горный снег, «мерседес».

«Начальство», — решил про себя Караев, и первое, что пришло ему в голову, напугало его. Кто-то из услужливых медработников успел доложить об Азизовой, и сейчас его и заодно главврача вздуют по первое число.

«Ну, точно!» — выдохнул он.

Непомерно суетившийся охранник, подобострастно согнувшись перед водителем, что-то говорил тому, тыкая на окно караевского кабинета. Профессор не долго думая ринулся к своему аппарату, уложил его в ящик и поспешно понёс в опустевшую после Сафуры комнату. Ключ он сунул в туфель, под ступню.

Да, нагрянули к нему. Но нагрянул не господин Нагоняй. А снизошло Его сиятельство Подарок небес… Хотя принес его обычный житель грешной, как проститутка, Земли. Впрочем, не совсем обычный. Обычные на «мерседесах» не ездят. И телохранители их не сопровождают. Кроме того, обычные не владеют коммерческим банком.

Войдя вслед за телохранителем в его подлестничную каморку, называемую кабинетом, банкир негромко, но веско, как на собрании мелких акционеров, произнес:

— Профессор, двенадцать месяцев тому назад мой брат выписывал отсюда своего сына. Тогда я поклялся на Коране, что если вы действительно избавили наше дитя от столь страшного недуга, то ровно через год я приду и в знак благодарности вручу вам пять тысяч долларов… Вот они.