Феликс Сарнов - Последнее интервью Президента

– А так и прикажу, – пожал Лешка плечами, – никакой оппозиции у нас нет, – последовала пауза, и пользуясь моментом, Лешка продолжил: – Оппозиция бывает в странах с выборной системой власти, у нас же никаких выборов просто н е т. То, что у нас называется выборами – ширма. Камуфляж, а следовательно говорить можно, ну разве что… о некотором протестном движении – не более того.

Ну, сейчас-то порвут…

И… Повторился тот же сценарий – как по нотам: Жаворонков спросил Бима, согласен ли тот с Молчановым, Бим, укрываясь за акцент, пробормотал, что-то вроде: «С одной стороны в этом есть некоторый смысл, но…», – и все дружно и страстно накинулись на Бима. Лешку никто не кусал, и только внук Кагановича порой кидал на него дедушкины взгляды, даже шевелил губами, но звук на Лешку не включал (зато Бима приговорил к высшей мере пролетарского гуманизма аж трижды).

В конце передачи Жаворонков поблагодарил всех участников, а Лешку спросил:

– Как вам у нас понравилось, Алексей Николаевич? Как вы у нас себя чувствуете?

– Как живая лиса в меховом магазине, – без тени юмора буркнул Лешка.

Жаворонков дернул большим пальцем правой руки, и публика в зале разразилась аплодисментами, причем совсем не вялыми. Когда они стихли (после очередного дерганья большого пальца телезвезды, но – в другую сторону), Вольдемар милостиво улыбнулся и отеческим тоном произнес:

– Ну, так-то уж не надо уж… Мы все вам очень рады, и… Я надеюсь, будете теперь у нас частым гостем, буду вас ждать – и тут он ухитрился как-то выгнуть шею, отвернуться от всех камер (сохраняя при этом вальяжность) и кинуть Молчанову взгляд, в котором…

Это был просительный взгляд, чуть ли не униженно-просительный. В этом секундном взгляде была ясно видна мольба. Это так удивило сбитого с толку всем этим странным сценарием, а потому слегка разозленного Лешку, что вместо вертевшегося на языке «разденься и жди», он неожиданно для себя сказал:

– От вас зависит, Вольдемар Арнольдович. А я – что? Позовете – приду.

Ему показалось, что Вольдемар вздохнул с облегчением.

На выходе из студии к Лешке подошел Джек Бим, чистенький и румяный, как свежевымытое яблоко, словно не его сейчас обливали помоями примерно пол часа чистого эфирного времени.

– Давно хотел с вами познакомиться, – протягивая руку, – сказал он (без малейшего акцента). Правда никак не ожидал увидеть вас здесь, но… Судьба, как у вас говорится, играет человеком…

– А человек играет на трубе, – согласился Лешка.

Они поговорили минуты две о каких-то пустяках, а потом, оглянувшись и слегка понизив голос (хотя рядом никого не было), Бим сказал:

– Знаете, мне показалось, что он вас как-то… побаивается.

– Кто? – не понял Лешка.

– Ну, Жаворонков…

– С чего бы это? – удивился Лешка.

– Вот и я подумал – с чего бы… Ну ладно, как у вас говорят, теперь до скорого – сказал Бим, кинул на Лешку какой-то странновато-задумчивый взгляд и отошел. Так бочком, совсем как родственник Валерки Уринсона – от гроба в ритуальном зале 62 городской больницы.

3

Сидя в первом ряду большого зала телестудии, где снималась популярнейшее телешоу «Comedy Pub», Лешка – в потертых джинсах и старом вельветовом пиджаке времен перестройки und ускорения, – поначалу чувствовал себя среди здешней модно и по-настоящему дорого одетой публики (в основном, молодой и очень ухоженной), как престарелый бомж на великосветской яхте. Но довольно скоро это ощущение исчезло – атмосфера в студии была веселой и доброжелательной. А уж когда популярный комик, Саша Дуля, выдал отличный stand up , а потом певец, Антон Колпаков спел в своей оригинальной манере блестящую юморную песенку, в которой отчетливо произнес слово «х@й», Лешка совсем расслабился и перестал жалеть, что поддался на уговоры… На уговоры лично позвонившего ведущего «Comedy Pub», Марлена Карапетяна, разливавшегося в телефонной трубке соловьем о том, как давно мечтал познакомиться и пригласить, но все как-то не было случая.

Расслаблялся Лешка недолго. Карапетян вышел к стойке с микрофоном и сказал:

– У меня сегодня есть сюрприз. Сегодня у нас в гостях известный журналист и писатель, – он понизил голос и заговорщически подмигнул залу, – оппозиционный… – и уже почти на крике, – А л е к с е й М о л ч а н о в! Поприветствуем…

Зал отреагировал вежливыми сдержанными аплодисментами. Слегка растерянный Лешка поднялся с места, повернулся к залу и не очень ловко поклонился. Потом повернулся обратно и хотел уже сесть, как Карапетян сделал приглашающий жест и произнес:

– Прошу на сцену, Алексей Николаевич! Сюда, сюда, вон по той лесенке – не поскользнитесь.

– Зачем? – одними губами спросил у него Лешка.

– Поднимайтесь сюда, Алексей Николаевич, – опять поманил его к себе Карапетян. – Не бойтесь, мы не кусаемся. Ну хотите, я дам вам каску и бронежилет? Если вы уж так к ним привыкли в братской Украине…

В зале раздались сдержанные смешки.

Лешка скрипнул зубами, поднялся на сцену и встал рядом с Карапетяном. Тот повернулся к нему и доверительным тоном сказал:

– Алексей… Ничего, что я вас просто по имени? Ну и славно, я – Марлен, а для вас – даже Марик…

По залу прошел легкий удивленный шумок – Карапетян очень мало кому позволял называть себя Мариком, и это все знали.

– Я – Алеша, – кивнул Лешка

– Ну и чудно. Так вот, Алеша, – продолжал Марик, – мы знаем, что вы иногда любите спеть под гитару. Знаем-знаем, не скромничайте, на ю-тубе видали…

(Лешка действительно спел как-то раз на одной пьянке пару песен Окуджавы и один романс, – он хорошо играл на гитаре, «роман» с этим инструментом длился почти всю его жизнь, – а его дружок выложил это на YouTube)

– Так может, споете нам что-нибудь? – предложил Марик. – Может, у вас даже что-то свое есть – романс, там, или… – он подмигнул залу, – частушка?

– Есть, – неожиданно для себя сказал Лешка. – Конечно петь после Антона Колпакова – это самоубийство, и бронежилет мне бы не помешал (зал одобрительно засмеялся, многие захлопали), но мне не привыкать. Если у вас есть в кустах рояль, или хотя бы балалайка…

Колпаков, сидевший в углу сцены, встал, взял свою роскошную гитару, рысцой подбежал к Лешке и вручил ему инструмент с полупоклоном.

Лешка взял гитару, легонько провел большим пальцем по струнам (звук был великолепный, глубокий, такого класса инструментов Лешка отродясь в руках не держал), и сказал в микрофон:

– На Ю-Тубе вы могли слышать песенку про моего о тезку – министра чего-то там экономического… ну того, чего у нас вообще нету (смех в зале). Которого зачем-то посадили. Ну, он вроде как что-то не поделил и рассердил главу «Главнефти», Сечкина. Лучше бы он поссорился со Стечкиным – я имею в виду пистолет, – тогда может, и обошлось бы (смех и хлопки в зале). Ту песенку я написал вместе с Окуджавой… Ну по мотивам и на мотив Ваньки Морозова, но… Какой Окуджава, подумал он, они вообще не знают, кто это такой… Им нужны «ж@па и х@й…. Что ж, сейчас получат… Я спою вам сейчас другую – называется «Невезуха». Щас ты, Марик, у меня поулыбаешься , щас ты у меня с личика своего ухоженного спадешь…