Таисия Кузьмичёва - Мать

Неизвестно, почему у девушки всплыли воспоминания об учёбе. Нет, не о тех деньках, когда она вместе с подругами по вечерам делала домашнее задание по ненавистной ей в средней школе химии. Нет, не о тех временах, когда она с друзьями громила столовую в дни рождения, по обычаю взяв стакан с соком, слегка, чтобы никто не заметил, смешанным с водкой, вскакивая на стол и крича во всё горло немного неприличные, но абсолютно искренние поздравления, заставляя тем самым именинников краснеть. Нет, совершенно не то время, когда она, как разгильдяйка, не готовилась к контрольным, принося домой сплошные неуды. Она вспомнила об учёбе Нового мира. О суровых испытаниях, которые определяли будущую судьбу. До того, как она решила бежать из селения, она была обыкновенной восемнадцатилетней девушкой, которая впервые держала в руках автомат, стоя над старой партой в импровизированном классе, где каждому на руки выдавался кривой печатный учебник. Этот учебник, состоявший всего из трёх глав, был обязан сохранить жизнь неокрепшему подорванному поколению, а также поколению Нового мира. Однако весь этот учебник первое время лишь неимоверно бесил девушку, как и всех, кто находился на грани существования между Человеком и Отверженным. Резко оборвавшаяся «нормальная» жизнь подкосила её, впрочем, как и всех девушек и юношей её возраста.

«Стой».

Девушка замерла на углу очередного дома и прислушалась к интуиции. Тяжело выдыхая, она повыше подняла ворот мантии, чтобы приглушить своё громкое дыхание. Однако сама знала, что тяжёлое дыхание вызвано отнюдь не долгим и рваным бегом. Само подсознание говорило ей: «Стой! Остановись! Не вспоминай!» . Она и так позволила себе слишком много вспомнить.

Рухнувшая и превратившаяся в груду ледяных осколков стена, державшая все опасные воспоминания под замком, до крови колола босые ноги внутренней Её . Она, совершенно не замечая, как мелких, так и довольно глубоких кровоточащих ран на бледных, синеватых от извилистых ниточек вен ногах, легла на осколки и начала смотреть сквозь них на слепяще-белое солнце. И видела внутренняя Она разные яркие, красочные и несомненно болезненные эпизоды той жизни, которая была под запретом долгие четыре года.

Сама девушка давно опустилась на горячий асфальт, оставаясь на открытой местности, хоть и в глубокой тени полуразрушенного дома. Она цепко схватила мантию на уровне сердца, сжав ткань в кулаке, очевидно, пытаясь устранить оглушающую боль, от которой кровь гулко стучала в ушах и в каждой клеточке тела, словно неслышная, но сбивающая с ног сирена. Она упала на колени и опёрлась рукой о дорогу, всё ещё держась за ткань. Остатки ледяной стены таяли под жгучими слезами, оставляя после себя всё те же больно ранящие осколки.

Внутренняя перебирала в руках особо крупные части стены, словно не обращая внимания на мелкие порезы и кровавые разводы на кристально чистом льду. Причудливо скатываясь по влажной поверхности, багряные капельки падали на белый холодный пол, тут же превращаясь в маленькие красные шарики, без устали катившиеся по гладкой поверхности. Белое и воздушное, словно сотканное из ветра, платье легко колыхалось на ветру, показывая запачканные в крови участки ткани. Спина Её кровоточила от впившихся в тонкую кожу болезненных воспоминаний. Усиливавшийся ветер колыхал Её чёрные растрёпанные волосы, и те метались по холодному полу под звон красных шариков. Платье Её развевалось с большей силой. Словно что-то, или кто-то , не желал Её присутствия здесь. Резкий поток холодного воздуха поднял внутреннюю, и та прогнулась в спине, припав на колено, тут же покрывшееся сеткой красных порезов. Порыв. Порыв. Порыв. Скользя красными от крови ступнями по белоснежному полу, оставляя за собой длинные следы, внутренняя оказалась за обломками стены, которая, словно по мановению чьей-то руки, снова восстанавливалась. Выдворив Её за грань воспоминаний, «рука» достраивала ледяной монолит рассудка. Когда же, добежав до грани, Она дотронулась до болезненно холодной стены, та отозвалась глухой предостерегающей дрожью. Грудная клетка Её слегка дрогнула, и Она, опустившись на пол, свернулась в комочек в бесконечном ожидании.

– Очнись же! – неясный голос пробирался сквозь серый туман апатии. – Чёрт бы тебя побрал, Нона, прекрати! Ну же, родная, очнись!

Высокая седая девушка оттаскивала другую от открытой местности к углу крыльца. Бережно облокотив ту на грязную стену лестницы, девушка взяла лицо Ноны в руки и начала что-то тихо и нежно шептать, иногда убирая выбивавшиеся пряди с лица. Когда же та всё-таки приоткрыла слипшиеся от нескончаемого потока слёз глаза, девушка шумно выдохнула.

– Ты снова шарилась по площади, Вив? – охрипший от частого дыхания голос разрушил тишину. Нона чётко почувствовала мятное дыхание подруги, а значит, та снова искала по заброшенным, но не менее опасным магазинам жвачку.

– Я жива, и это главное, – Вив заправила короткую волнистую прядь за ухо, легко улыбнулась. По одним только глазам её было видно, что девушка безумно счастлива видеть свою подругу в сознании, живую и почти невредимую.

– Надеюсь, так будет всегда, – отговаривать Вивиен от опасного блуждания по разрушенным магазинам было бесполезно, и, болезненно улыбнувшись, Нона приняла поданную Вив руку, с покряхтыванием поднимаясь с земли. Девушка спешно отряхивала свою одежду и приводила себя в порядок.

– Мы слишком долго здесь находимся, Вив, слишком долго. Солнце идёт на заход, а путь неблизкий, – перевязывая хвост, заявила девушка. Вивиен и сама это прекрасно понимала. Поэтому, не обращая внимания на бурчание подруги, внимательно изучала потрёпанную карту.

История этой карты запутанная и долгая. Пожалуй, она была старше Вив вдвое. Её штопали бесчисленное количество раз: где-то торчал скотч, где-то – кусочки засохшего клея. Названия улиц и мелкие дороги почти выцвели, однако девушки старательно поддерживали их, подкрашивая найденными гелевыми ручками.

Неизвестно, кто был первым владельцем этой карты: возможно, это была семейная пара, которая по выходным выезжала в супермаркет. В детстве, будучи в средней школе, Вив часто разглядывала эту старую карту и выдумывала многочисленные истории о ней. Однажды она выдумала, словно эта карта принадлежала великим ворам, которые совершали грандиозные кражи. Как они впопыхах разворачивали старую бумагу, случайно надрывая края, смотрели свой следующий путь и так же спешно сворачивали обратно. Однако с возрастом она поняла, что в её старом Молайне воровать было нечего. Скучный маленький городишко населением в пятьдесят тысяч человек. Только вот маленький размер города не помог ему спастись от бомбардировок. Пара бомб, всё-таки угодившая в город, снесла почти треть зданий, заживо погребя под собой больше половины населения. Вив лучше контролировала себя, но даже ей становилось дурно от воспоминаний Становления. Девушка внимательно изучала их следующий путь, а Нона стояла рядом, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.