Дмитрий Дзыговбродский - Сорные травы

– Иван Игоревич, готова. Похоже, что наркоз приняла нормально, но затягивать бы не советовал – слишком слаба.

– Тогда приступаю, – кивнул я. – Спасибо.

Срединная лапаротомия. Извини, милая, заживает срединный дольше, шрам видный останется, да вот выбора у меня нет. Надо сразу получить доступ практически ко всем твоим внутренним органам – кто его знает, что у тебя внутри творится, откуда кровь хлещет. Сейчас не до красот и хирургического выпендрёжа. Если просто разрыв селезёнки, то ещё ничего. А если разрыв в почке или глубокое ранение печени, тогда ой – хоть ты и без сознания, но молись.

Разрез сразу мне не понравился – слишком уж сильно кровить начал. Ну нет по срединной линии крупных сосудов, чтобы так лилось. Хотя если свёртываемость снижена… Но не настолько же. Меня начало беспокоить то, что я увижу в брюшине. Через несколько секунд я это узнал – оттуда хлестануло чуть ли не Ниагарским водопадом.

– М-мать, – выругался я. Заработал кровеотсос. Я начал искать причину кровопотери.

– Быстро плазму, – скомандовал я, – и добавьте рефортан, преднизолон во вторую вену Что-то слишком сильно льёт.

Печень выглядела странно – для молодой и здоровой девушки. Нет, не цирроз, не повреждения хронического гепатита. Что-то очень знакомое, но я никак не мог ухватить, где я ещё видел такие характерные изменения. Инфильтрации желчью не наблюдается, а вот сама печень кровила – неприятное диффузное кровотечение. Сдавил сосуды ворота печени – на время решило проблему. Есть пять минут, потом придётся убирать зажим. Надо искать дальше – кровь всё равно поступает. И причина явно не в печени.

Вот оно!

Поврежденная брюшина, а за ней – разрыв артерии почечной ножки. Все вместе и обеспечивали ту Ниагару, что меня поразила при полостном разрезе. Кровь тугими толчками выбивалась из раны. Я быстро стал набрасывать швы. Интерн споро помогал – хорошая хватка у парня, и сам без подсказки помогает. Если не бросит медицину из-за нищенской оплаты, выйдет неплохой хирург. Кровь всё равно прибывала, давление скатилось до шестидесяти четырёх.

– Ещё плазму, – скомандовал я, – и пустите сильнее по вене. Я не успеваю перекрыть отток.

Снова начала сочиться кровью печень. Я глянул на зажим – вроде крепко держится. Но всё равно пора снимать – время на исходе. Откуда крови-то столько?

Дошивая артерию, я устало вздохнул. Кажется, успели. Почку девочка сохранит – не вижу причин для удаления. Убрал зажим с сосудов ворота печени – открывшееся снова кровотечение уже так не пугало, как рана на почке. Аккуратно я стал приводить печень в порядок…

И тут давление ухнуло сразу до сорока, противно запищал кардиомонитор, пульс бодро ускакал до ста сорока.

– Бл…дство, – выматерился интерн, – что ж за х-ня?

Я с ним был полностью согласен, но не было времени что-либо ответить. Такое ощущение, что кровь стала сочиться чуть ли не из самой брюшины.

– Ещё криопреципитата, – крикнул я, лихорадочно перекрывая новые участки кровотечения.

И тут сердце встало. Давление покатилось вниз.

Медсестра вкатила два шприца сразу в трубку капельницы – ноль реакции, последние пики пульса на кардиомониторе стирались ровнёхонькой, чуть-чуть волнистой линией. Анестезиолог достал дефибриллятор – дал разряд, второй, третий. Тело на столе безвольно дёргалось под импульсами.

Ещё укол адреналина.

Три разряда.

– Всё, – сказал я, снимая маску. – Хватит.

И только теперь я вспомнил, откуда мне знаком такой характерный рисунок поверхности печени. Бывает же такое – в пылу операции стираются побочные знания, как будто сознание само решает, что важно в данный момент, а что нет. Хотя даже если бы я и понял сразу, не факт, что мне бы это помогло, что спасла бы догадка умершую девушку.

Я вышел из операционной через пять минут, прямо в заляпанном кровью фартуке. Не люблю выглядеть хирургом-маньяком – всегда стараюсь поаккуратнее работать. Но, видимо, сегодня день такой, что всё через задницу получается. Настроение было соответствующим – хотелось кого-то убить. Желательно в первую очередь новых знакомых с огнестрелом по карманам.

Бугаи сидели, как школьники, – смирно и тихо. Разве что руки не сложили. Подскочили, только меня увидели.

– Ну?! – буркнул Бычара.

– На чём она сидела? – сразу наехал на него я.

– Чо? – попёр представитель до сих пор экзотической профессии «бодигард».

– Не «чо», а на чём она сидела?

Удивительно, но этот вполне себе простой вопрос мигом сбавил градус нахальства у моих новых знакомых.

Лысый угрюмо спросил:

– Тебе-то что?

– А сказать не могли, идиоты? – меня несло, и останавливаться я не собирался. – Вместо того, чтобы махать передо мной пушкой, сказать нужно было, что ваша подопечная конченая наркоманка.

– Да ты знаешь, кто она? – рявкнул Бычара. – Она дочь Коломойского. Вякнешь кому-то, я тебе голову в жопу засуну.

– Не вякну, – равнодушно ответил я. – И никому это уже интересно не будет.

– В смысле? – будто бы испуганно спросил Лысый.

– Девушка умерла, – сухо ответил я. – Сильная потеря крови. При частом употреблении кодеиносодержащих препаратов нарушаются механизмы свёртываемости крови – даже специальные инфузии, что я в неё влил, дела исправить не смогли. Да и от героина такое бывает. Потому и спрашиваю… Сказали бы, что ваша подопечная прожженная наркоманка, быть может, вытянули.

– П…дец тебе! – заорал Бычара, хватаясь за пистолет.

Но Лысый удержал его за руку.

– Стой, Вадим. Если грохнешь доктора, то кто подтвердит хозяину, что мы не при делах? Он же нас следом порешит. Мы ещё хирургу позавидуем.

Удивительно, но столь проникновенная тирада товарища возымела действие. Бычара неловко убрал руку. И хмуро поглядел на меня:

– Ещё увидимся, доктор. Хозяин захочет с вами поговорить.

– Не думаю, – ответил я и, нагло развернувшись к ним спиной, пошёл снимать с себя окровавленный костюм. Дико хотелось в душ и чего-нибудь алкогольно-высокооктанового. Но более всего хотелось, чтобы этот ненормальный день побыстрее закончился. Или хотя бы не принёс более никакого сюрприза.

Вернувшись в отделение, я услышал, как старшая медсестра испуганно визжит. И следом донёсся крик:

– Кто-нибудь! Сюда! Он встал!

В конце коридора из палаты выскочила Валентина Матвеевна, причём с такой скоростью, как будто за ней гнались ромеровские зомби, подвывая: «Мозги! Мозги!»

– Кто встал? – не сдерживаясь, заорал я на весь коридор. – Что ещё случилось?

– Иван Игоревич! Иван Игоревич! – истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.