Юлия Парфенова - Соседи

По вечерам они играли в дурачка, последние дни при свечке, и у Ника создалось полнейшее ощущение, что он провалился во временной портал. Теперь, когда ранее интересующие местное общество темы были забыты, беседы за игрой приняли тоскливо-зловещий оттенок. Лукерья вспоминала ужасы голодного военного детства, Степаныч поделился историей своих внуков, которые жили по-разному, а закончили одинаково – в петле. Конкордия о своей жизни не рассказывала ничего, но завернула парочку историй в духе романтической новеллы позапрошлого века, с сатанинскими балами и незнакомцами, пахнущими серой. Это было бы смешно в других обстоятельствах, но почему-то сейчас было не до смеха.

Наконец вся эта мистика Нику надоела, и он, несмотря на тревожные зазывания стариков, решил провести первый вечер в одиночестве. И вот теперь сидит перед алым драконьим глазом раскалённой печки и предаётся терзаниям и самокопанию.

Ник словно очнулся, поток воспоминаний сошёл на нет, а печаль осталась. «Эх, и вроде всё хорошо, и вроде жить не тужить… Починят электричество, и всё устаканится», – мысленно утешил он сам себя и подкинул в печку пару поленьев. Просто поразительно, до чего людей может довести такая простая вещь, как темнота. Воскресают все подсознательные древние инстинкты и страхи, мрак за пределами стен нагретого жилища дышит беспощадной равнодушной злобой. Жизнь стягивается до тёплого боязливого комка, затаившегося в спасительном тепле. Ник вздохнул, взял неровно горящий на буфете огарок толстой белой свечки и пошёл в верхнюю маленькую комнатушку, выходившую окошком на соседний двор.

Там было темно и холодно, сладко пахло старыми обоями и пылью. Окно звенело треснувшим стеклом от каждого порыва ветра. За ним плескалась темнота, лишь смутно вырисовывались очертания старых яблонь. У Ника возникла в голове неясная светлая картинка: распахнутые облупившиеся створки, ветер, тёмные дорожки, засыпанные белыми лепестками; он маленький, смотрит вниз, в сад, на яблоневую метель, вдыхает аромат так, что кружится голова… Где это было? Может быть, это был сон, а возможно, родители возили его на какую-нибудь дачу к своим друзьям…

В углу комнаты отец прибил полки, на них лежали какие-то старые журналы. Кто их сюда привёз? Он с тоской взял в руки распухший от сырости журнал с выцветшей от времени голубой обложкой, как вдруг услышал с улицы странный звук.

Было похоже, что где-то недалеко скулит собака, даже не собака, а щенок, звук был слабый, перекрывающийся шумом ветра. Ник буквально прижался носом к оконному стеклу, ничего не разглядел, потом дунул на свечку, сразу резко завоняло стеарином, но зато стал виден соседний двор. Ветер разорвал в клочья тяжёлую сизую пелену, в её просветах то появлялся, то исчезал тонкий бледный серп месяца. «Наверное, подморозит теперь», – подумал Ник, поёжившись, и тут увидел отделившуюся от соседнего брошенного дома чёрную маленькую фигуру, похожую на персонаж японского теневого театра. Фигура, проваливаясь в рыхлый снег, медленно пробиралась к старому сараю, больше похожему на курятник. Странные звуки исходили именно от неё, в этом сомневаться уже не приходилось.

«Кто же это?» – изумился Ник, по спине пробежал ознобный холодок. В первый момент Ник хотел пойти к Конкордии, её дом был к нему ближе всех, их разделяло только два двора. Но любопытство победило, он снова подошёл к окну. Тёмная фигурка тем временем уже подобралась к сараю, открыла дверь и исчезла из поля зрения. Ник постоял ещё минутку, глядя в окно и пытаясь понять, что же делать, если происходит то, что происходить просто не может. Попасть в деревню кроме как по дороге, которая привела сюда его самого, было невозможно. Может быть, рядом остановилась группа тех самых «копателей» или «шиферов», которых так не любили старики? Может, экопоселение какое-нибудь недалеко? Это сейчас модно. Но почему тогда эта девушка одна, почему плачет, зачем забрела на двор пустующего дома, да ещё и пошла в тёмный, прямо скажем, страшноватый сарай?

Вывод из бесплодных догадок был неутешительный, но, к сожалению, весьма определённый – пойти и выяснить, что происходит. Может, помощь нужна… Ник перешёл в тёплую комнату, быстренько подбросил в весело трещавшую печку пару поленьев и вышел из дома. Снаружи действительно изрядно подморозило. Стало тихо, облака почти не мешали налившемуся светом месяцу. Раздражение из-за непредвиденных событий, уже закипавшее внутри, почти исчезло, бодро посвистывая, он вышел на дорогу и подошёл к соседнему дому. От калитки была протоптана узенькая тропка. Не задерживаясь, Ник подошёл к крыльцу и громко сказал: «Эй, есть кто живой?» Расчёт был на то, что девушка-тень услышит его из сарая, выйдет, и тут он поинтересуется, а что, собственно говоря, у неё стряслось и, главное, как она очутилась в деревне? Никакого ответа. Ориентируясь на маленькие следы, Ник обогнул дом, благо снег был совсем неглубоким, и уставился на тёмный сарай. Дверь приоткрыта, внутри темно и ни черта не видно. Неприятное чувство тревоги заставило его двинуться прямиком к входу. Слух, наконец, уловил какие-то шуршащие звуки в недрах грозившего вот-вот обвалиться сооружения. Когда Ник вплотную приблизился к сараю, внутри с грохотом что-то упало. Он осторожно начал открывать дверь и, ещё не открыв её полностью, увидел шевелящуюся в полутьме фигуру. Вот чёрт, он даже фонарь взять не догадался! На полу валялось перевёрнутое железное ведро и какие-то мятые коробки, носком одной ноги несчастная из последних сил упиралась в садовую лейку, уже накренившуюся набок, руками вцепилась в верёвку на горле, а остановившиеся глаза смотрели прямо на него. В ту секунду, когда лейка с жутким грохотом покатилась по полу, Ник подхватил самоубийцу на руки.

Держа хрипящую девушку на весу одной рукой, другой Ник нащупал в кармане старый тупой перочинный ножик, которым он «на всякий случай» вооружился ещё несколько дней назад, и стал пилить им верёвку. Верёвка была тонкая, но прочная, поддаваться не хотела, и Ник был мокрый насквозь, когда, наконец, одолел её. Несостоявшаяся суицидница была совсем лёгкой, казалось, что держишь на руках ребёнка. Голова её запрокинулась, тело обмякло. Ник с ужасом смотрел на синие губы и набухающую красную ссадину от верёвки на тонкой шее, в голове неизвестно откуда всплыло жуткое словосочетание «странгуляционная асфиксия». И где успел такой гадости начитаться? Господи, как хорошо, что он оказался рядом с этой дурочкой! Очнувшись от секундного ступора, Ник опустил девушку на пол и осторожно освободил шею от врезавшейся верёвки. Собрался было делать искусственное дыхание, но вовремя сообразил, что девушка дышит, просто потеряла сознание. Ник опять поднял её и, пошатываясь, проваливаясь от двойной тяжести в неглубокие сугробы, потащил к калитке.