Сергей Минский - Прищеп Пекарика

На этот раз профессор коснулся инстинктивности и интуитивности. Четко провел анализ, разграничив их. Показал суть работы низшего и высшего центров сознания в рамках взаимодействия трех планов бытия, отраженных в целом человеческой психики. Как «животное» и «божественное» противостоят друг другу в среднем ее отделе. Два состояния сознания, взаимодействуя, дают – в соответствии со средой обитания и окружением – человеческое представление в каждый отдельный момент времени жизни. В разных соотношениях. Александр поразился, услышав поначалу не совсем понятный, впечатавшийся в память тезис, похожий по своей сути на каламбур. С него профессор начал: «Инстинктивность – это проявление интуитивности на нижнем уровне сознания. Интуитивность же – проявление инстинктивности на высшем». Не успел он «прожевать» это, как Пекарик спросил:

– Что это означает? Есть у кого-то предположения? Мысли, может, какие-то возникли? Не стесняйтесь, – он улыбнулся, – Вы же знаете – за промахи я не наказываю: научная мысль должна быть выверена.

Что-то шевельнулось в голове Дарского. Но такое смутное. Бессловесное. Пауза продолжилась недолго. Желающих заработать очко у декана не оказалось.

– Ну что ж – понимаю. Тема архи сложная. Особенно с позиций официальной науки, ставящей во главу угла эмпирическое и рационально-эмпирическое постижение действительности. Как будто то, чего нельзя пощупать или осознать проективно, фигурально выражаясь, существовать не может. Нет эксперимента – нет явления. Но все гораздо проще, чем кажется. Вот смотрите! Инстинктивность – я имею в виду, прежде всего, врожденную, безусловную рефлекторность – это закрепленные генетически удачные находки природы, дающие возможность функционирования физического тела человека даже в тот период, когда сознание еще не сформировано. То есть, инстинктивность – это, если можно так сказать, воплощенная материально интуиция земной природы, делегированная ей через функцию эволюционного развития снизу. И кстати – которую Вселенная, как высшее проявление интуитивного, космического сознания, ни на мгновение не оставляет без присмотра, контролируя эту самую природу и ее эволюцию… сверху, – добавил он, после чего на несколько секунд замолчал, разглядывая аудиторию, словно сомневаясь – правильно ли поступает.

И вот здесь, – продолжил профессор, – хотелось бы, как безусловную, так и условную рефлекторность нижнего уровня психики ввести в понятие «инстинктивность», ибо для нее созданы предпосылки – три базовых инстинкта, подразумевающих выживание: индивида, рода и вида. И с точки зрения принципиальной работы данных центров для любого организма это рамки совершенства функции…

Пекарик вдруг замолчал, снова осмотрев аудиторию. Дарский машинально оглянулся и по глазам понял, что у большинства его коллег «поплыли мозги».

– Та-ак! Хорошо! – снова улыбнулся декан, – Тогда попробуем по-другому. Что я имел в виду? Что функция любого органа ограничена. Возьмите, например, руку или ногу. Как бы вы ни старались, но вы не можете их разогнуть больше того, что вам дано, не повредив. Это условия нашего существования, где необходимы опорные точки, создающие ориентиры в пространстве. А иначе – зачем нам скелет?

Аудитория несколько оживилась.

– Взаимодействие инстинктивности и интуитивности, дающее нам максимально комфортабельные, если так можно сказать, условия выживания, человечество заметило давно. Очень хорошо данное явление символически передает шестиугольная звезда Давида. Интуитивность, то есть опыт, который приходит с количеством повторений удач и неудач, создает инстинктивное постижение действительности и его усовершенствование уже на высшем уровне психики. Вспомните феномен «маугли» и то, что человек – продукт социума гораздо в большей степени, чем природы. Вы же не будете спорить, что принятие решения взрослым человеком и ребенком будет различаться? Или решение профессионала и любителя? Или – если не совсем тактично выразиться – умного человека и глупого?

Послышались неуверенные реплики.

– Все, господа. На сегодня, что хотел я вам сказал. Остальное – в следующий раз. Жаль, не было времени просмотреть ваши письменные экзерсисы по поводу прошлой моей вольности – отойти от учебного плана, дать вам для осмысления не научный, в кавычках, взгляд, существовавший задолго до появления и развития нашей нынешней цивилизации.

Последние слова профессор договаривал под аккомпанемент звонка.

Проходя мимо декана, Дарский к удивлению своему почувствовал, что хочет повернуть в его сторону голову. Снова появилось ощущение волшебства: Пекарик как будто заполнял его собой, невидимо распространяясь на всю аудиторию. И он обернулся.

Профессор, чуть улыбаясь, взирал на него с высоты академической кафедры. Именно взирал: было ощущение, что декан просматривает его насквозь. Или, точнее, сканирует. Просвечивает. Стало ужасно неприятно. Даже отвратительно. Будто тебя выворачивают наизнанку. И при этом делают укол попеременно в каждую клеточку открывающихся внутренностей. «Жалкое зрелище», – отметило униженное собственным ничтожеством сознание. Что-то блеснуло в глазах профессора, заставив внутренне содрогнуться и, наконец, придти в себя. Первое, что почувствовал, это стыд за то, в каком униженном состоянии только что находился. Стыд за раболепие, возникшее по чьей-то воле, которую ощутил на себе. Как будто генетически впечатанная память веков и тысячелетий, выстраивая вслед за иерархией стаи и стада иерархию социума, заранее определяла ему соответствующую нишу в нем. Вся его суть от такого откровения психики содрогнулась. «Неужели все так просто? И мой ум, моя воля… ничего не значат? Моя личность… тоже ничего не значит? А значит… – сознание чуть не захлебнулось от догадки, от нахлынувших чувств, – только то, что я есть?»

И сразу же вспомнилось «Я Есмь» Христа из Евангелий, которые он как-то из любопытства пролистал.

«Вот оно – Сущий во мне. Я в Боге – во Вселенной, и Бог во мне – его тонкие структуры и частичка – дух, обросшая и моим умом, и моей волей, и личностью. И все это соответствует той сути, которая и есть мое изначальное «я». Я Есмь. Во мне столько Бога, сколько я его заслуживаю. И соответственно этому во мне все остальное»…

Профессор так смотрел на него, как будто это он только что, просканировав содержимое «Александр Дарский», ввел в него некий сгусток знаний, взорвавший изнутри, поразив плотностью и скоростью частоты вибраций входящей информации. И пусть длилось это откровение какие-то сотые доли секунды – неизгладимое впечатление оно все же оставило.

– Коллега, подойдите, пожалуйста, – во фразе декана обычная манера иронизировать. «Даже, когда серьезен, все равно прикалывается», – пришла мысль.