Сергей Минский - Прищеп Пекарика

– Мало ли стран на земле, куда можно податься с моим вселенским знанием и многовековым жизненным опытом? Веришь ли? – в его словах снова прозвучал сарказм. Я заметил, что мой собеседник становится все более и более прозрачным, – Прощай, – проник еще раз в мое сознание его голос, – Подумай над тем, что узнал…

Еще бы, – возмутился Пекарик, сделав соответствующий кивок головой и посмотрев на Михаила Моисеевича, словно искал в его взгляде поддержку, – Попробовал бы я не думать… – он замолчал, видимо, остро переживая этот самый момент, но совсем недолго, после чего продолжил, – Через пару секунд странная сущность исчезла окончательно. «Что он хотел сказать? – недоумевал я, – Что я смогу попасть в тело Дарского либо с его согласия, либо обманом?» А ведь я где-то догадывался об этом. Нет, я всегда подспудно знал. Рассуждения вызывали во мне все новые и новые вопросы. Они как живые циркулировали, повторяясь в разных комбинациях. Чаще всех в потоке сознания возникала фраза «увижу ли я его снова?» Но вдруг возникла пауза. Появилось напряжение, требующее повышенного внимания.

– Если захочешь, увидишь, – проник в сознание уже знакомый голос, – Всему свое время.

10.

Звонить Лере Дарский не стал. Пусть сама. Догадался: с ее инициативностью лучше не конкурировать. Себе дороже.

Она набрала его около трех.

– Привет. Ну, что? Ты свободен уже?

– Для тебя да, – он улыбнулся напору в ее голосе.

– Так чего не зв о нишь? А я все жду-жду. Думаю – вот-вот…

Это «зв о нишь» резануло ухо. Как-то неприятно стало на мгновение. Но тут же молодость – с ее толерантностью, когда речь идет о представителе противоположного пола – попыталась закапсулировать неприятие в глубокой темноте бессознательности, чтобы, может быть, не вспомнить о нем никогда. «А может, и достать когда-нибудь, как карту из рукава. В нужный момент. Когда понадобится уколоть побольнее… – заявил о себе сарказм, – Вот оно – профессиональное мышление, – подумал Дарский, – Я уже не могу не обратить внимания на собственные слабости, не анализируя их последствий».

– Але? Саша? Ты куда пропал? Ау-у?

– Да, вообще-то, здесь – на том же самом месте, – не сдержал он снова улыбку.

– Ну? Так, где встретимся? – для проформы спросила Лера, но тут же без всякого промежутка выпалила с восторгом, будто что-то приятное вспомнив, – А давай в «Патио пицце»! Знаешь?

– На центральном?

– Ну да. В четыре.

«Не спросила – успею-не успею… Да и вообще: может, я еще не все дела поделал? – вплыло неожиданно в сознание. Александр даже удивился. Никогда раньше такие оплошности девиц не были поводом для критики – подумаешь, глупа или невоспитанна – жить, что ли, с ней? – Да ну его… – удивленно отмахнулся он, – Занудство какое-то».

– Хорошо, Лера. Я успею.

Короткие гудки возникли, показалось, без паузы, и последние мысли почему-то стали пульсировать за пределами сознания, проживая собственную автономную от него жизнь и создавая внутренний дискомфорт: «Подумаешь, глупа или невоспитанна… подумаешь, глупа или невоспитанна… подумаешь… жить, что ли, с ней?.. жить, что ли…» Это не то чтобы удивляло. Такое происходило и до сегодняшнего дня. Удивляло другое. «Странно, – думал Александр, – Почему я зацикливаюсь на этом? Никогда же до сих пор со мной такого не происходило». Он машинально усмехнулся. В сознании промелькнул вопрос. Шутливая фраза, которой его друзья периодически потчевали друг друга, когда кто-то из них позволял своей даме то, чего позволять, казалось бы, с точки зрения здравого рассудка не следовало: «Может, это любовь?» Собственная усмешка показалась оскорбительной. Чувствовалась подоплека какая-то. Не хотелось выглядеть лохом даже в собственных глазах. Рациональные знания, не говоря уже о возмущенной интуиции, подсказывали, что такой разворот событий не в его пользу. Что быть ведомым не его амплуа. Что он завянет от тоски, если свяжется с ней. Но колесо судьбы Валерии, провернувшись, уже захватило и намотало, как убийственный шарф Айседоры Дункан, часть его жизни на себя, не давая опомниться. И он, слегка придушенный, вряд ли уже готов был по-настоящему сопротивляться, потому что не вполне соображал – чему и зачем.

Спустившись по лестнице и пройдя по обширному вестибюлю первого этажа, Александр вышел из здания под огромный козырек главного корпуса. Окружающая картина, которая утром так поражала сюрреалистичной красотой и таинственностью, возымела теперь вид переходной фазы бытия. «Фазы дохлой кошки, – пришла парадоксальная ассоциация, – задавленной только что и лежащей на дороге в ожидании неизбежной фрагментации и последующего тления». Оттепель сняла с веток хрустальное покрытие, и они, затрапезно чернея влагой, представляли жалкое зрелище. А на тротуар, расстелившийся внизу грязной полосой, от посыпания песком с солью, даже смотреть не хотелось. «Вот это радость! – вдруг дошло до сознания, – Я же, кажется, должен на крыльях летать? Вот именно, – увидел он зеленый крест аптеки впереди, – я должен половину ее запаса презервативов скупить».

Улыбка получилась кислой, и неожиданно в сознание закралась мысль, что здесь что-то не так. Перед глазами возникло лицо, а потом и вся фигура Леры. Особенно ноги в ботфортах. И особенно та их часть, что между сапогами и юбкой. Почему-то задранной вверх. Да так, что видны были черные кружева желтых трусиков. В тон куртки и юбки. «Эстет, черт побери», – усмехнулся: пришло понимание того, что время от последней встречи с женщиной уже исчисляется целым месяцем. Да и встреча – стыдно вспоминать – пьяная и скомканная, как видавшая виды простынь, на которой они кувыркались. «Даже не то, чтобы стыдно, – опровергнул себя, – скорее, противно…»

«И что здесь после этого не так?! – почти безмолвно делегировало свое возмущение сознанию естество, – Какое, к черту, предупреждение?! Какое предзнаменование? Да ты, Дарский, просто слюнтяй какой-то! Не-ет… ты баба! – распалялось естество, – Настоящая баба! В аптеку, придурок! Бегом! – добавил настойчивый голос, будто ухмыльнувшись с издевкой, – И вперед… к любимой».

– Саша?! – воскликнула поднимающаяся ему навстречу по ступенькам девушка в вязаной шапочке и с рюкзачком, которую он чуть не сбил с ног, выполняя установку туловища, – Ну, Саша! Ну, надо же аккуратнее…

– Даша!? – стал оправдываться Александр, – Прости! Прости, дорогая! Очень спешу, – он взял ее за руку и умоляюще посмотрел в глаза: «Вот тебе и супервизия, Дарский, – он даже внутренне улыбнулся собственной шутке, – Вот тебе и психолог, с которым надо поработать. Меняем гештальт – фигуру и фон – и ситуация под контролем», – Ты возвращаешься? Забыла что-то?