Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до Трудно быть богом: черновики, рукописи, варианты.

Цупик, засопев, поворачивает к нему стволы пистолетов.

Р э б а. Сколько вам лет?

Р у м а т а. Двадцать два года.

Р э б а. Когда прибыли в нашу страну?

Р у м а т а. Год назад.

Р э б а. С какой целью?

Р у м а т а. Ознакомиться с состоянием наук и искусств в этом городе.

Р э б а. Странная цель для молодого человека вашего положения.

Р у м а т а. Мой каприз.

Р э б а. Вы уверены?

Р у м а т а. Как в самом себе.

Р э б а. Мы хотим правды! Одной только правды.

Р у м а т а. Ага… А мне показалось…

Р э б а. Что вам показалось?

Р у м а т а. Мне показалось, что вы хотите прибрать к рукам мое родовое имущество. Не представляю, каким образом вы надеетесь его получить?

Ц у п и к. А дарственная? А дарственная?

В эту секунду, совершенно неожиданно для Руматы, за спинами Рэбы и Цупика происходит следующее. Монахи одновременно бьют своих соседей-штурмовиков чем-то тяжелым по головам, подхватывают тела и бесшумно уволакивают их из залы, а на их место сейчас же становятся двое новых монахов.

Ц у п и к (торжествующе). Ну, что вы молчите, дон Румата? А насчет дарственной?

Р у м а т а (с наглым смехом). Ты дурак, Цупик… Сразу видно бакалейщика. Тебе, конечно, невдомек, что майорат не подлежит передаче в чужие руки…

Разъяренный Цупик хватается за пистолеты.

Р э б а (строго). Вам не следует разговаривать в таком тоне.

Р у м а т а. Вы хотите правды? Вот вам правда, истинная правда и только правда: ваш Цупик — дурак и бакалейщик.

Ц у п и к (сдерживаясь). Что-то мы отвлеклись, как вы полагаете, дон Рэба?

Р э б а. Вы как всегда правы, почтенный Цупик. Ну-с, так вы богаты, благородный дон?

Р у м а т а. Я мог бы скупить весь ваш город, но меня не интересуют помойки…

Р э б а (со вздохом). Мое сердце обливается кровью. Обрубить столь славный росток столь славного рода! Это было бы преступлением, если бы не вызывалось государственной необходимостью.

Р у м а т а. Поменьше думайте о государственной необходимости и побольше думайте о собственной шкуре…

Р э б а. Вы правы. (Он поднимает руку, щелкает пальцами.)

Монахи за его спиной мгновенно и бесшумно смыкаются над все еще грозно хмурящим брови Цупиком, хватают его и заворачивают руки к лопаткам.

Ц у п и к (кривясь от боли). Ой-ёй-ёй-ёй!..

Р э б а. Скорее, скорее, не задерживайтесь…

Монахи выволакивают отчаянно брыкающегося и вопящего Цупика из залы. Слышится тяжелый удар, и вопль обрывается. Двое новых монахов бесшумно появляются и становятся за спиной дона Рэбы. Рэба встает, осторожно спускает курки пистолетов и прячет их под стол.

Р э ба (довольно улыбаясь). Как я их? А? Никто и не пикнул… У вас, я думаю, так не могут…

Румата молчит.

Да-а… Хорошо! Ну что ж, а теперь поговорим, дон Румата… А может быть, не Румата? И может быть, даже и не дон? А? (Выжидает секунду, затем тычет большим пальцем себе через плечо.) При них можно говорить свободно, они не знают языка… Ну?

Р у м а т а. Я вас слушаю.

Р э б а. Вы не дон Румата. Вы самозванец. Капитан пиратской галеры Кэу показал под пыткой, что Румата Эсторский был зарезан полтора года назад и пошел на корм рыбам. И святые давно упокоили его мятежную и, прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам помочь?

Р у м а т а. Сам признаюсь. Меня зовут Румата Эсторский, и я не привык, чтобы в моих словах сомневались.

Р э б а (зловеще). Я вижу, что нам придется продолжить разговор в другом месте.

Р у м а т а. У вас что, геморрой, дон Рэба?

Рэба вздрагивает и выпрямляется.

Вам следует обратиться к отцу Будаху. Отличный специалист.

Р э б а. Итак, вы отказываетесь признаться.

Р у м а т а. В чем?

Р э б а. В том, что вы самозванец.

Р у м а т а. Почтенный Рэба, такие вещи доказывают. Ведь вы меня оскорбляете!

Р э б а. Мой дорогой дон Румата! Простите, пока я буду называть вас этим именем. Так вот, я никогда ничего не доказываю. Доказывают у меня в канцелярии. Для этого я содержу опытных, хорошо оплачиваемых специалистов, которые могут доказать все, что угодно. Вы понимаете меня? Известное количество крови, содранная кожа, обугленное мясо, ломаные кости… Посудите сами: зачем мне доказывать то, что я и так знаю? (Помолчав.) Дон Румата, признание ничем вам не грозит…

Р у м а т а. М н е не грозит. Оно грозит вам.

Пауза.

Рэба. Хорошо. Видимо, начать придется все-таки мне. Давайте посмотрим, в чем замечен дон Румата Эсторский за год своей загробной жизни в нашем королевстве. А вы потом объясните мне смысл всего этого. Согласны?

Р у м а т а. Мне бы не хотелось давать опрометчивых обещаний. Но я с интересом вас выслушаю.

Рэба. Мною были предприняты некоторые действия против так называемых книгочеев, ученых и прочих бесполезных и вредных для королевства людей. Эти акции встретили некое странное сопротивление. Кто-то неведомый, но весьма энергичный выхватывал у меня из-под носа и прятал самых важных, самых отпетых и отвратительных преступников — безбожного астролога Багира, преступного алхимика Синду, мерзкого памфлетиста Цурэна и иных, рангом поменьше. Кто-то похищал, спасая от справедливого уничтожения, богохульные библиотеки, развращающие картины, отвратительные астрологические и химические приборы. Кто он?

Р у м а т а. Продолжайте.

Р э б а. Кто-то при поистине фантастических обстоятельствах, заставляющих вспомнить о враге рода человеческого, освободил из-под стражи чудовище разврата и душегуба, атамана крестьянских бунтов Арату Горбатого, и тот сейчас же пошел гулять по восточным областям метрополии, обильно проливая благородную кровь… Ну?

Р у м а т а. Верю. Он сразу показался мне решительным человеком.

Р э б а. Ага! Вы признаётесь?

Р у м а т а (удивленно). В чем?

Пауза.

Р э б а. Я продолжаю. На спасение этих растлителей душ вы, дон Румата, по моим очень неполным подсчетам, потратили не менее пуда золота… Ваше золото! (Он выхватывает из-за пазухи кошелек и высыпает на стол звонкие золотые кружочки.) Одного этого золота достаточно было бы, чтобы сжечь вас на костре! Это дьявольское золото! Человеческое искусство не в силах изготовить металл такой чистоты!

Р у м а т а. Вот тут вы молодец. Этого я не учел.

Р э б а. И вообще вы ведете себя очень неосторожно, дон Румата. Я все время так волновался за вас… Вы такой дуэлянт, такой задира! Три десятка дуэлей за год! Три десятка блистательных побед! И ни одного убитого… вывихнутые руки, царапины на задних частях, синяки от ударов плашмя не в счет…

Вы — мастер. Вы, несомненно, продали душу дьяволу, ибо только в аду можно научиться этим невероятным, сказочным приемам боя. Я готов даже допустить, что это умение было дано вам с условием не убивать. Хотя трудно представить себе, зачем дьяволу понадобилось такое условие…