Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению
- Название:Шеврикука, или Любовь к привидению
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2004
- Город:Москва
- ISBN:5-17-026590-5, 5-271-10409-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению краткое содержание
«Шеврикука, или Любовь к привидению». Знаковое произведение в творчестве классика современной литературы Владимира Орлова. Роман, полный тайн и загадок. Блестящее сочетание мистики и социальной сатиры. История домовых и привидений – возможность по-новому взглянуть на современные реалии. Напомнить о значимости выбора в нашем непредсказуемом мире, где каждый шаг человека влияет на его дальнейшую судьбу.
Шеврикука, или Любовь к привидению - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Никакого.
Конечно, служили в зданиях на Покровке, в Армянском, Старосадском, Сверчковом и ближних к ним переулках знакомые Шеврикуке домовые. Иные из них проворные, иные из них прохвосты. Стало быть, обо всем, что происходило в округе, слышали. И разумное, и глупости. Шеврикука после ожога в профилактории Малохола расположен был дуть на воду. Унижения и ехидства могли вывести его из себя. Но Малохол был Шеврикуке приятель, а здешние домовые приходились ему знакомцами отдаленно-случайными, будто выпивали с ним когда-то кружки две пива, и не более, иные и не ведали толком, кто он и откуда, а потому к грубостям или непониманию Шеврикука положил относиться с терпением. Если, конечно, не был разослан по префектурам и кварталам и на Литовскую границу его словесный портрет с постановлением: «Проходимец и самозванец» и предписанием быть начеку.
Все эти опасения Шеврикуки оказались напрасными и смешными. И никто из покровских или старосадских не разглядывал его щеки и лоб с надеждой (или опаской) отыскать на них бородавки, после чего, естественно, надлежало изловить и повесить, никто не ехидничал, а все выговаривали то, что знали. Шеврикука выказывал себя удивленным простаком, не способным из своей останкинской глуши оценить по справедливости покровские преображения, и расспрашивал о всякой ерундовине.
Сознавая себя серединными в московской державности, покровские снисходили и к подробностям останкинского бытия. Конечно, их занимал Пузырь. И по их понятиям и интересам Пузырь был не останкинский, а всеобщий. Шеврикука же проявлял себя чуть ли не пузыреведом. Из болтовни знакомцев Шеврикука почти ничего удивительного о доме на Покровке не узнал. Из-за смотринного шума и триумфа привидений многие относились к дому с досадой зависти. Да, говорили, мятежных бедолаг выселят, да, будет там концерн «Анаконда» с фигурными паркетными полами. Вышел, правда, пока затор. Но его уладят. Затор же случился оттого, что в карманах у кого-то уже зазеленело, а после премьеры с привидениями зеленые могли и расцвести, но наши отечественные хваты опомнились и стали осаживать возвышенно-взволнованных иностранцев. И, слышно, почти совсем осадили. Да, будет в доме и Агентство, или Ателье, или Студия, дамочки там собирались уже не раз, почти все дамочки – видные, разодетые и деловые. Есть и скромницы. Последовало описание Леночки Клементьевой. Последовало описание и еще одной особы, громкой, настырной и заносчивой («она, кстати, ваша, останкинская»), эта являлась с хахалем, и желали они служить в Агентстве соответственно ведьмой и колдуном. Пожалуй, одно лишь это известие и удивило Шеврикуку. Из описания выходило, что в ведьмы нанималась хорошо известная Шеврикуке супруга Радлугина. Кто был при ней хахаль и колдун, Шеврикука выяснить не смог. Относительно ямы в усадебном дворе мнения расходились. Большинство ожидало поселения змея. Злонамеренных кладоискателей здесь бы почуяли. К тому же все, что было в доме Тутомлиных привлекательного, пожалуй, уже давно промотали, конфисковали, разграбили, раздарили. А бочонок Полуботка с золотом, как доказано, Мазепа сюда не привозил. Бочонок Полуботка в британских сейфах. Пелагеича, более легендарного, нежели реального, давно никто не видел, его как бы и нет, и все несуразности, происходящие со зданием, скорее всего, и связаны с тем, что в нем отсутствует люботщательный домовой.
«Где они теперь, люботщательные-то домовые? Да и в них ли дело?» – вздохнул Шеврикука. Но возражать собеседникам не стал.
Возбуждение Шеврикуки вызвали лишь слова домового из Сверчкова переулка Псютьева. Псютьев считался бузотером и любителем нашатырных возлияний, волосяным же покровом, нарядами и запахами он походил на бомжа.
– Проще порванной наволочки! – разъяснил он Шеврикуке. – Никак не могут подыскать, кого будут замуровывать. Вот вам и все оладьи!
– То есть? – не понял Шеврикука.
– Ну что ты прямо! – поморщился Псютьев, огорченный несообразительностью Шеврикуки. – У Тутомлиных всегда эдак. Строили ли, перестраивали ли, ремонт ли капитальный затевали, непременно замуровывали. С кровью ли, без крови ли, с временным ли изведением сознания, с дурманными ли уговорами, но обязательно живого. Или живую. Атлета какого. Или красавицу. Красавицу-то – надежнее. И теперь вот ничего у них не выйдет или все пойдет наперекосяк, пока не замуруют. И вроде бы слухи идут: есть кто на примете, да никак к ней не подберутся.
– К ней? – быстро спросил Шеврикука.
– Ну, не знаю. Врать не буду. Может, к ней. А может, к нему, – подумав, сказал Псютьев. – Но баба-то полезней, сам знаешь. В бабе-то больше клею. Для держания камней. Мужик – он все равно что морковь или огурец. А баба – она будто яичный желток. И белок тоже…
– И когда пошли слухи? – спросил Шеврикука.
– А когда пробудился и дом начал трясти изверг здешний… Бушмелев… – Сейчас же Псютьев прикрыл рот рукой и стал оборачиваться по сторонам.
– Когда он пробудился и начал трясти? – в волнении придвинулся Шеврикука к Псютьеву.
– Отыдь от меня! – Тот чуть ли не взревел. – Ни про кого я не говорил, никого я не называл! Мало ли что треплют!
– Тебя в детстве, что ли, пугали Бушмелевым? – сказал Шеврикука. – Успокойся! Именно треплют, а ты не верь. А что Пелагеич?
– А что Пелагеич? Что Пелагеич? – растерялся Псютьев. – Пелагеич – жулик. Когда-то извергу он не перечил. И теперь, треплют, он…
– Что теперь? – не мог утерпеть Шеврикука.
– Руки свои от меня отдали! Освободи меня от разговора! – запричитал Псютьев. – Я никого не называл.
– Не называл. И не упоминал ни о чем, про что треплют. А я ничего не слышал, – согласился Шеврикука. – Но про необходимость замуровать кого-то ради процветания дома на Покровке сказал ты.
– Это я говорил, – признал Псютьев. – Это – да. Это и целые народы замуровывают ради процветания. А то как же? Это надо, замуровывать с муками и иссушением любви, с паучьим выпиванием ее. Страдание и муки всему дают серьезность и основание. Не страдавшие и не любившие или любившие легко – и сами пусты и некрепки. И ветерок разметет их хижины. А тут замуровать, причиня страдания отторжением всего, требуется кого-то, познавшего любовь и основательного.
Псютьев замолчал. А потом, вздохнув, произнес:
– Не меня…
– И не меня, – кивнул Шеврикука.
– Ой ли? – встрепенулся Псютьев, и лукавина промелькнула в его взгляде. – Отчего же и не тебя-то? Тебя-то именно и в самый раз!
– С чего бы вдруг меня? – Шеврикука попытался усмехнуться иронически.
– А с того! – резко сказал Псютьев. – Думаешь, я лохмат, небрит, невычищен и дурак?! Думаешь, я не догадался, кто ты таков и с чем явился?
И разговор их был окончен.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: