Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя

…Курю, дышу, развалившись на вытащенном мне стареньком кресле. Наблюдаю за обстановкой и молча дожидаюсь, пока из патруля вернутся остальные.

Вскоре отпирают ворота. Выслушиваю подошедшего тут же ко мне Сабира.

После Хатыни, устроенной нами своре, та своими жалкими остатками рассосалась по окрестностям. Некоторое время спустя со сторону Радийки слышались нечастая стрельба, крики и визг раненых животных. Спустя час с лишним какофония прекратилась. И лишь изредка будоражащие тишину выстрелы и сковчанье подстреленной бестии нарушали покой горных склонов. Как мне рассказали, зажаренных и дымящихся тварей всех пород числом около двух с половиной сотен пока попросту отволокли подальше в лес и побросали в самый глубокий овраг. Чтобы закопать такую прорву останков, потребовался бы бульдозер.

Займёмся ими тогда, когда подтает как следует земелька. Сын гор просветил меня, что жертв среди собак могло быть куда меньше. Но разогнавшаяся голодная стая словно обезумела, и задние, напирая, не давали вырваться из-под губительного пламени и стрельбы передним.

Нос же со своими людьми тоже некоторое время провёл в осаде, не открывая дверей и время от времени стреляя для развлечения в наглеющие голодные пасти, кружащие с рычанием вокруг насосной и клацающие клыками под надёжной дверью. Позавчерашний неожиданный рейд из наших семи бойцов на джипе, вооружённых двумя огнемётами, картечными гранатами и поддержанный тут же вылетевшими из насосной стреляющими часто и точно «лесниками», разметал обложившее строение кольцо. Собаки, зализывающие раны ещё от первого поражения, не выдержали.

Кинувшись на прорыв, уходящие от пуль псы порвали напоследок ногу «леснику» Степанову, трусливо поджали хвосты и откатились, — уже за самые дальние сопки.

И теперь оттуда, нет-нет, но слышался одиночный или парный вой жалующейся на худую жизнь глотки…

— Нужно их совсем выметать, ака. Их не так много осталось, Шариков этих. Устроить полную облаву…

— Сабир, я не намерен тратить патроны и терять людей, воюя с глупыми комками шерсти. У нас и так хватит других забот, чем гоняться всю зиму за сворой по бурелому, тратя силы и ресурсы. Да мы и не лоси, поэтому нам их в лесу, по снегу, практически не догнать. Будем уничтожать их по мере необходимости, выходя по делам. Меньше троих, кстати, никуда чтоб пока не выходить. Они теперь учёные. Как увидели — пристрелили для острастки пару — и всё. Им этого вполне для усиру хватит. Думаю, что более, чем на двоих, они уже не нападут. Скоро они и сами сожрут друг друга. А до этого по ночам сами и почистят нам ту «жаренную яму». Бросьте туда крысиного яду. Больше толку будет. — Я не стал вдаваться в более пространные объяснения. — Соберите всех. Хочу познакомиться с новыми людьми.

Во время нашего разговора наши новые «жители», стоявшие поодаль и пока ещё не слишком принимаемые нами в записные свои, старались особо не разбегаться по двору. Видимо, и они ждали, что я захочу с ними «погуторить».

По неписанному правилу, заведённому Славиком, они после возвращения на Базу сдавали пока оружие под замок. Вроде как так и надо. На всякий, так сказать, пожарный… И, словно невзначай, — при их появлении в любой точке двора, или при возвращении из совместных с моими патрулей, — всё внимание моих людей «дарилось» им всюду и в полной мере.

Они всегда были под постоянным присмотром и прицелом, чего уж там…

Интересно, что никто из них не выражал при этом никакого возмущения. Видимо, в части ко всему привыкли. Их никто не звал, но их приняли. А раз у хозяев для гостей такие порядки, — отчего ж возражать?

Должен сказать, что они так и не побывали внизу и ничего не знали о состоянии наших возможностей. Исключение составил лишь Лёва, да и то, — допущенный не далее помещения, в котором был спешно оборудован своего рода «госпиталь». Никто из наших не сболтнул бы чужаку, как утроен наш быт и чем мы располагаем. Даже среди всех нас право прямого доступа в сами наши закрома имеем лишь я, Упырь и Шур. Ну, иногда туда может заглянуть Сабир. Да Юрий с Хохлом, но только в сопровождении кого-то из нас, идущих вроде бы по делам сзади…

И на это, слава Богу, никто пока не обижался. Понимают, — время неспокойное. Сейчас все новички, кроме Лёвы, до сих пор прыгающего на одной куриной лапке среди женщин внизу, — все скромно толкались в уголочке. И явно выражали желание поговорить, расставить акценты и уяснить позиции.

Да, пока они здесь. Они сыты и в безопасности. Их обстирали и обогрели. Как добросовестно и от души, вежливо и тактично принятых гостей. Однако, несмотря на проявленное усердие на новом месте, они пока были чужими. Гостями. Трудолюбивыми, не слишком назойливыми, полезными, но гостями. Сегодняшний разговор должен определить их дальнейший статус. И степень возможной доверительности и теплоты взаимоотношений.

Между нами и ими, как новыми членами Семьи. Или же соседями? Что меня не совсем устраивало. На своём собственном дворе я не был намерен терпеть чьего-то стороннего авторитета. Пусть даже в их собственной кучке.

Если что — вручим обратно оружие, по паре сухарей на дорогу — …и мы снова по разные стороны. С правом прибить их, когда нам вздумается.

Отчего-то я уверен, что ребята это ох, как понимают…

Я, кряхтя от не отпускающей пока слабости, колорадским жуком забираюсь на помост вдоль забора.

— Круглов, будьте любезны, подойдите с людьми. — Я намеренно не говорю ему «со своими людьми». Всё, что здесь живёт, вошкается, сопит, жрёт, крутится и бегает по нужде, принадлежит мне. Даже гости. Даже их вонючие носки и драные тельники. К этому им придётся привыкать.

Все четверо разом поворачиваются и бодренько трусят ко мне. По ходу, понимание этого нюанса хлопцы обрели давно. И, как по команде, в спины бегущих синхронно развернулись стволы Вурдалака и Хохла. Вроде как из любопытства.

— Здравия желаем, товарищ Босс! — Круглов, высокий плотный парень лет двадцати восьми, полон серьёзности момента. Мне стоит некоторого труда не прыснуть.

— Здравствуйте, бойцы. Сразу доведу до сведения ваших нервных военных импульсов, что армейская субординация в её строе-парадном варианте здесь абсолютно неуместна. У меня нет ни привычных вам плаца, ни тумбочки дневального с флажком наперевес. Нет и придурковатого генералитета. Нету фуражек и соответствующих погон, как видите. Нет тупых смотров войск и изнуряющих парадов «по случаю». Здесь нет каждодневной идиотской муштры и общения на «так точно» и «никак нет». Здесь не обивают стены дурными плакатами и не красят травы. Вместо этого здесь много обычной работы. Тяжёлой и нужной. Зато здесь приветствуется искренняя дружба, взаимовыручка, преданность и дисциплина. И ещё один важный момент попрошу обязательно учесть. Босс — это не фамилия и не звание. Я не директор Мунглимской мыльной компании и не начальник деревенского ЖЭКа. Это скорее Положение. В связи с этим, прежде чем предложить вам стать равными среди нас я, как «босс», сперва предложу вам нечто другое. Я не стану рассыпаться перед вами в длинных речах и прочей ерунде, но по существу предложу вам абсолютно небольшой и деловой выбор. Или вы, — все и всё из вас, здесь присутствующих, включая ваших накормленных вшей и мешками висящие на вас латанные тряпки, — даёте клятву подчиняться только мне, признав меня своей высшей и единственной нынешней властью. И при этом признаёте моё исключительное право распоряжаться вашими судьбами. А если потребуется, то и жизнями, на общее благо Семьи. Как дали изначально мне это право те, кто уже окружает меня. Если вы становитесь членами семьи, о чём я сейчас и подумаю, эти же блага, как и право на защиту, станут распространяться и на всех вас. Либо в течение трёх минут вы, по одному, и празднично подняв, как на рок-фестивале, руки, выходите за ворота и тихо ложитесь лицом в снег. На расстоянии не менее пятидесяти шагов от ворот. Вслед за вами мы спускаем вам в мешке со стен ваше разряженное оружие и по половине магазина патронов на лицо. Один из вас подходит и забирает всё это. И после этого вы вольны идти, скакать, плыть или лететь синицей в любую нужную вам сторону. Предупреждаю: ваше решение не должно быть продиктовано отсутствием у вас альтернативы, а быть предельно искренним. Ибо я чувствую фальшь даже в скрипе открываемой двери…