Владимир Моисеев - Творчество душевнобольных кошек

Сам я давно потерял разумное представление о том, что для меня хорошо, а что - нет. Иногда мне даже кажется, что после Гватемалы я вообще не в состоянии отличить хорошее от плохого, все выглядит до отвращения одинаково, нейтрально. Может быть, поэтому людям так нравится в последнее время наставлять меня на путь истинный. Но я не готов слушаться.

- Получается, что монография всего лишь предлог, - моя злость была какая-то не настоящая, поддельная, просто обида нашла выход в излишнем внимании к истине. - Правильно? Почему ты здесь?

Нина растерялась, она долго подыскивала слова. Конечно, ей приходилось врать, но я прекрасно понимал, что виноват в этом сам. Наверное, действительно есть вопросы, которые не следует задавать. Мне говорили об этом и раньше, но согласился с этим я только сейчас, когда безуспешно пытался не смотреть в Нинины глаза. Они притягивали меня, как магниты. Ей было жалко меня, и - а это что-то новенькое - она боялась за меня. Я проклинал себя за то, что начал этот разговор. Сказано - подруга, довольствуйся тем, что есть!

- Тебе что-то привиделось, - сказала она, наконец. - Я пишу монографию о твоем творчестве - это истинная правда. Меня нанял человек по имени Розенкренц. Он сказал, что однажды он прочитал твою книгу и с того дня ценит тебя, как самобытного писателя. А потому крайне заинтересован в теоретическом осмыслении твоего наследия. Честное слово, так и сказал.

- Но почему ты?

- Это моя работа, занимаюсь анализом твоего писательского мастерства со студенческой скамьи, - соврала она. - Наверное, я в своем деле лучшая.

Розенкренц? Как неожиданно всплыло это имя. Наверное, его неукротимое стремление раз и навсегда разобраться в хитросплетениях человеческой фантазии все объясняет. А это означает, что Нина не врет, - она не договаривает…

Мы выпили еще по коктейлю. Мне пришло в голову, что как только я закончу свой роман о душевнобольных кошках, Нина немедленно перестанет быть моим секретарем, и я смогу обзавестись четвертой женой. Надо лучше и больше работать.

- Зря ты приехал на Сан-Лоренцо! - сказала Нина невпопад. - Тебе надо завтра же отсюда уехать. И никогда, никогда больше сюда не возвращайся. Роман ты здесь не напишешь.

- Мне показалось, что ты боишься за меня?

- Нет, не показалось. Я боюсь за тебя.

- Ерунда, ничего со мной не случится!

Нина не поверила.

Я проснулся на удивление бодрым, мне безумно хотелось работать. Обычно я себе в такой малости не отказываю. Не знаю, было ли на дворе утро или начало дня. На часы мне было смотреть ни к чему, - я и не смотрел. Самое главное, что у меня пошел вполне приличный текст. Мешал только какой-то странный полузнакомый противный запах. Несколько раз я, вдохнув его, сбивался с мысли, но подойти к окну и выяснить, откуда идет вонь, не удосужился. Знал, что стоит мне оторваться от листа хотя бы на минуту, я немедленно потеряю кураж, и мое желание писать тут же пропадет.

Прервал меня Николас. Он пришел звать меня на обед.

- Не вовремя ты пришел, - сказал я недовольно. - Не могу прерваться, хочу поработать еще час.

- Не получится, - грустно ответил он. - Сегодня праздник “Ночь огненной скалы”. Разве ты забыл? Через час мы отправляемся в столицу.

- Отправляйтесь без меня. Никто обо мне и не вспомнит.

- Полковник Чадос настаивает на твоем присутствии. Без тебя церемония не начнется.

- Глупости. Полковник просто хотел прослыть вежливым и предупредительным человеком. Не более того.

- И поэтому полковник прислал на виллу бронеавтомобиль с патрулем? - заорал Николас. - Послушай, Килгор, не придумывай себе лишних проблем.

Я выглянул в окно. Оказалось, что под моими окнами был припаркован бронеавтомобиль. На борту его было крупными буквами написано: “Полиция”. Возле машины лениво прохаживались бравые бойцы в бронежилетах. Они были вооружены карабинами “А-1” и выглядели весьма грозно. Если они и имели отношение к полиции, то, скорее всего, к тайной. Эти мерзавцы остановились самым гадким образом - выхлопная труба была направлена прямиком в мое окно. Я вспомнил о вони, которая мне мешала работать. Вот и разгадка нашлась. Это были выхлопные газы службы безопасности Сан-Лоренцо.

- Что происходит? - поинтересовался я.

- Сколько можно тебе говорить одно и то же. Сегодня праздник. “Ночь огненной скалы”. За последние три дня тебе об этом напомнили не менее десяти раз!

- Но причем здесь я?

- А мне-то откуда знать! - возмутился Николас. - Тебя пригласили, а меня - нет. Я должен был поинтересоваться - почему? Но не стану, поскольку рад радешенек, что обо мне забыли. Может быть, Нина знает, что это за праздник. Спроси у нее.

- У Нины? Почему у Нины?

- Отвяжись.

Больше мне от Николаса ничего добиться не удалось. И это не мудрено. Местные праздники никогда не увлекали Николаса. Как это не удивительно, туземцы его не интересовали. От меня, впрочем, не скрылось, что он взвинчен, растерян и испуган. Испуганным Николаса мне не приходилось видеть уже восемь лет, с того дня, как мы попали под бомбежку в Гватемале во время памятной антитеррористической операции. Неужели я опять попал в ситуацию, сходную с артобстрелом?

- В прошлом году этот праздник отмечали с таким же размахом?

- Не знаю, что и сказать, - растерялся Николас. - Последний раз праздник “Ночь огненной скалы” отмечали три недели тому назад. А вот когда был первый, мне не известно. Только не спрашивай меня, кто его устраивает и зачем. Не знаю.

Не могу сказать, что обрадовался столь назойливому вниманию к моей скромной персоне, но предстоящее действие вызывало у меня любопытство. Я побрился. Уверен, что полковник Чадос не вправе был ожидать от меня более тщательной подготовки к предстоящему торжеству.

Наконец-то появилась Нина. Она была взволнована, но держалась бодро. Если у меня и было предчувствие беды, оно моментально рассеялось. Я с сожалением признал, что абсолютно и безоглядно доверяю Нине. Давно не позволял себе такого легкомыслия. Привычка принимать на себя ответственность за собственные поступки приучила не обращать внимания даже на самые здравые советы. Особенно, когда речь заходила о моих близких друзьях. Я не смел подвергать дружбу столь изощренному испытанию. Привык платить по своим счетам сам. И никогда не жалел о своем решении.

- Ты готов? - спросила Нина.

- Нет, нет и нет. Мне никто не сказал, к чему я должен подготовиться.

- Ты должен быть готов к встрече с мерзостью, бесправием, подлостью, чудовищным зверством, бесцельной жестокостью и претендующим на абсолютную безнаказанность злом.

- А-а-а… К этому. К этому я готов.

- Тогда пошли.

- Николас сказал, что ты расскажешь мне о празднике.

- Как только у нас появится свободная минута. Сейчас на разъяснения нет времени.