Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине

«В начале было Слово…»

«Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст моих».

«Потому говорю людям притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют…

«За всякое слово, которое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься».

«Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему, если ж кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем».

Мне кажется, что для Орловского в приведенных цитатах главное, что сказано о всяком слове, не обязательно религиозном или догматическом — всяком. Всякое слово имеет вселенское значение. Он еще готов смириться с тем, что поносят писателей, но уничтожение их произведений для него несмываемых грех, потому что любое творчество для Орловского есть божественный акт. Со всеми вытекающими из признания этого факта грозными последствиями, как для гонителей слова, так и для самих писателей, часто не подозревающих, в какое опасное дело они ввязались.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Дорогая Нина!

У меня появилось странное для нормального человека развлечение — я теперь частенько перечитываю свои письма к тебе. Интерес понятен, мне хочется отыскать в безбрежном море фантастики книги, которые показывали бы, с одной стороны, как неразрывно связаны идеи, питающие творчество писателей-фантастов, с насущными потребностями общества, а с другой, расширяли бы наше понимание целей и методов фантастической литературы. А повторяться не хочется. В том смысле, что неохота твердить одно и тоже — вот один фантаст улавливает тенденции, вот второй фантаст улавливает тенденции, вот третий фантаст улавливает тенденции. Так вот, перечитывая письма, я почувствовал необходимость свернуть в сторону с накатанного пути и поговорить о чем-нибудь принципиально не связанным с улавливанием тенденций. Сделать это довольно просто, поскольку кроме улавливания тенденций существует немало и других побудительных мотивов, которые при наличии таланта, достаточной смелости, честности, наглости и удачи, приводят в фантастике к впечатляющим результатам.

Передо мной лежит небольшая по объему книга Федора Погорельцева, изданная, что очень важно, в 1955 году. Это занятное сочинение может быть без труда классифицировано, как типичная альтернативная история, заметим, весьма популярное направление фантастики в конце ХХ века, но довольно редко встречающееся в 50-ые годы. Мое предположение о побудительных мотивах появления этой повести самое грубое и оскорбительное. По-моему, это типичный государственный заказ. Переход власти после смерти Сталина от одной группы влияния к другой был процессом очень сложным и потенциально кровавым. Хрущев сделал ставку на поэтапное развенчание культа личности. Стали готовить население к ХХ съезду и неизбежной кардинальной переориентации сознания масс. Нужно было объявить людям, что у советской системы под руководством и жестким контролем партии был шанс обойтись без ГУЛАГа и неисчислимых человеческих потерь. Но не официально, естественно, как бы ненароком. Приключенческая литература подходила для этой цели наилучшим образом! Появление на книжных полках фантастической повести, в которой речь бы шла, пусть и о странном, но альтернативном пути развития страны, было как нельзя кстати. Одно упоминание о том, что Союз ССР мог существовать вполне успешно, даже если бы Сталин не обладал абсолютной властью, дорогого стоило. Фантастика, почти сказочка, вполне могла стать своеобразной прививкой для читающих людей, которые должны были в одночасье отбросить центральную аксиому своего существования — представление о великом вожде и отце народов. И совершенно не важно, правдоподобно сочинение Погорельцева или нет? И имели ли явно выдуманные события хоть малейший шанс реализоваться в реальности? Не для того эту кашу варили, чтобы ложками есть.

Кстати, когда я говорю о государственном заказе, я вовсе не утверждаю, что гражданина Погорельцева вызвали повесткой в компетентные органы и потребовали: «Напиши-ка ты нам, парень, вот такую штуку!» Сомневаюсь, хотя, отбрасывать подобное развитие событий было бы наивно. Но, думаю, все произошло самым что ни на есть естественным образом. Погорельцев написал свою повесть по велению сердца, цензор добросовестно прочитал его труд и сообщил о сочинении вышестоящим органам, а уж на самом верху решили, что публикация этого фантастического сочинения будет весьма полезной. По причинам указанным выше. И случилось чудо! Автор и заинтересованные люди нашли друг друга к общему удовольствию.

В истории фантастики подобные случаи не редки. О каждом из них можно сказать, что авторы уловили не тенденции, а потребности государственной политики. В этом нет ничего стыдного или уничижительного. Таланта и профессионального умения для такой работы требуется ничуть не меньше, чем для обычного фантазирования.

А читать интересно.

Скромный технический работник секретариата ЦК Никифор Надеждин совершенно неожиданно, так получилось, увлекся чтением художественной литературы. Ему надоело скучать во время долгих ночных дежурств, а других развлечений кроме чтения он не нашел. Занятие оказалось неимоверно увлекательным. Скорее всего, дело было в том, что у Надеждина было чрезмерно развито (или, напротив, недоразвито, это вопрос спорный) воображение — любую информацию, напечатанную в книге, Надеждин считал абсолютной истиной. Он был не в состоянии отделить реальность от выдумки писателя.

Пока в руки Надеждина попадали безобидные сочинения — «Каштанка» или «Муму» — он был тих и спокоен, более того, приятен в общении. Очень часто во время обеденных перерывов вокруг Надеждина собирались его товарищи по работе в секретариате и внимательно выслушивали его подробные отчеты о прочитанных книжках. Делал он это с неподражаемым мастерством и артистизмом, потому что всегда принимал прочитанный текст близко к сердцу.

«И тогда злая барыня грозно посмотрела на несчастного мужика и обругала его последними словами. Герасим немедленно расплакался, он не мог достойно ответить своей угнетательнице, поскольку был нем от рождения. А партячейки тогда еще не было».

Не удивительно, что послушать Надеждина собиралось все больше и больше людей, время от времени заглядывали на огонек и видные деятели коммунистического движения. В частности, Радек и Буденный. Конечно, руководство было осведомлено о самодеятельном литературном клубе и не находило ничего предосудительного в его существовании. Поговаривали, что Сталин однажды так прокомментировал сложившееся положение: «В каждой деревне, в каждом селе должен быть свой деревенский дурачок. А теперь будет колхозный».