Александр Полосин - Армагеддон был вчера

Да, к тому же при нём жена, а это, как-никак, обязывает! Или погоди-ка: Фадеич сказал, что это он при жене! А может быть и в самом деле так. Что правда, то правда – не будь с ним Ленчика, как бы он себя повёл? Силушка-то дурная через край плещет, а Ленка, хоть и маленькая как пичуга, всё же умеет держать его в кулаке.

Тяжело вздохнув, он побрёл к лагерю. Завтра последний день – самый тяжёлый. Как там у Кибальчиша: «Нам бы день простоять, да ночь продержаться…»

Продержимся. С тобой, Ленчик, обязательно продержимся.

Через сутки их «пазик» уже въезжал в демаркационную зону первого терминала. Жуткое зрелище: помесь лагеря беженцев с карантинными бараками.

Но повезло, что приехали так поздно – надо использовать ночь, чтобы отдохнуть и выспаться.

Отметившись на приёмном пункте, они как бараны сгуртовались обособленной группой. И хотя по прибытии сюда это уже не имело значения – каждый мог расположиться, где и с кем пожелает, – они, как ехали в одном автобусе, так и решили оставаться вместе до самого конца. Пока их не разделит жестокий судья в форме диспетчера космопорта. За неделю пути они уже сроднились, привыкли друг к другу, научились более-менее уживаться без мордобоя и таскания за волосы. Что характерно – прибывшие на других автобусах так же держались отдельными группками. Женщины пугливо жались к своим мужчинам и прижимали детей, у кого были, мужчины старались оказаться с внешней стороны круга, как быки, что всё время ждут нападения хищников. Хотя нигде не было даже намёка на проявление агрессии – напротив, прибывающие относились друг к другу подчёркнуто вежливо и предупредительно. Пока. Но сухой пыльный воздух, вся атмосфера лагеря дрожала от затаившегося до поры напряжения. Словно глубокий вздох океана, накапливающего силы перед цунами, могучего и страшного, бессмысленного в своей разрушительной мощи.

В каждой группе был свой вожак. Выборный или захвативший лидерство силой, но был. В их группе с молчаливого одобрения всех взрослых вожаком оказался Тимоха. Они даже не голосовали. А может они уже настолько вымотались, что им было всё равно – кого выбрать лидером. Тем более это всего лишь на время.

Оставив Ленчика на попечение тех самых старичков (хотя, скорей, было наоборот), Тимоха отправился за водой, прихватив с собой пару крепких мужчин.

Он и выбрал таких на всякий случай – неизвестно, как поведут себя чужаки у водоёма. Закон джунглей ещё никто не отменял.

Обратно шли, сгибаясь под тяжестью фляг. Набрали на всякий случай побольше: надо дать людям возможность хоть немного ополоснуться с дороги. А по возвращении были приятно удивлены уютно обустроенным лагерем: палатки выстроены кругом, в центре весело полыхают костры, над каждым кипит котёл с ужином. Ленчик везде поспевала – и возле палаток, и у котлов. Прибыв в космопорт, дров уже решили не жалеть.

Эту ночь Тимоха решил провести на улице – в их палатке спали горе-старики. Хорошо ещё Ленчику место досталось там же, рядом с ними. А вот свою тяжёлую и неудобную «брезентуху» пенсионеры пожертвовали для импровизированной бани. Которую организовал опять же Тимоха, натаскав камней и соорудив почти настоящую «каменку».

А удивительные оказались старички. И вовсе никакие не вредные и не бестолковые. Может быть немножко не приспособленные к жизни в походных условиях, зато утомлённые высшим образованием, аспирантурой, докторантурой и ещё бог знает чем… Но не это впечатлило Тимоху, – подумаешь образование, – он смотрел на них во все глаза и боялся разрыдаться: не так давно они отметили бриллиантовую свадьбу! Семьдесят пять лет прожили вместе, душа в душу, и за это время не расставались больше чем на один день. Потому и похожи были друг на друга даже больше чем брат с сестрой.

Тимоха, как узнал об этом, весь вечер с нежностью и умилением следил за женой, втайне прикидывая – а они смогли бы прожить вместе столько лет? И сам себя убеждал, уговаривал – да, конечно, смогли бы!

Когда все утряслись, наконец, спать, он вздохнул с облегчением: хоть немного побыть одному. Бестолковая суета лагеря утомила больше, чем вся дорога.

Он сидел у костра и смотрел, как изгибаются в жарком пламени корявые ветки саксаула. Вспомнилась присказка отца: «Кривы дрова, да прямо горят». Усмехнулся про себя – где ты сейчас, мудрый батя: то ли в Небесной Дружине Сварога, то ли в аду тебе бесы пятки жарят? Очень неаккуратен был папаша в вере: и не атеист, и в то же время не христианин, не буддист и не, упаси боже, мусульманин или еврей. Он любую веру подгонял под своё мировоззрение, устанавливая собственные догматы. «Основным критерием любого вероисповедания, – говорил он, – является целесообразность, направленная на выживание вида. Если же этого нет – то это не вера, а массовая шизофрения». А как назвать ту истерию, которую развели всевозможные сектанты, адепты и фанатики, покорно ожидающие Судного Дня, Армагеддона, Рагнарёка и прочих «дней гнева»? Шизофрения же и есть…

«Кривы дрова…» – это миллионы разных людей, что горят в едином очаге цивилизации. Конечно же, неодинаковых людей, ведь каждый считает себя ах, каким уникальным!... но в массе своей дающих единый ровный жар в определённой точке. В верхней точке – там, где висит котелок. Такие разные, причудливо и неестественно изогнутые судьбы. А сколько ещё судеб согнётся, искорёжится в жарком пламени космпорта?

Тимоха поднял голову, посмотрел на звёзды: вон там, на планетарных колониях, теперь висит котелок земной цивилизации.

С горькой иронией подумал, что на сегодня большинство прибывших верят в свою удачу и в добрую волю начальника космопорта…

– Что, и вам не спится, молодой человек? – раздался голос за спиной. Не оборачиваясь, Тимоха узнал того самого старичка, усмехнулся:

– Сегодня, похоже, всем не спится.

– Да уж, – согласился старичок. Присел рядом, пошевелил угли суковатой палкой, затем бросил её туда же, в костёр. С минуту любовался, как язычки пламени ожили, бросились на неожиданную добычу, словно волки на одинокого оленя, подвывая и торопливо кусая со всех сторон.

Молчание затягивалось. Тимоху это вполне устраивало, говорить ни о чём не хотелось, тем более с этим стариком. Но тот первым не выдержал:

– Позвольте представиться – Лемке Бранибор Вячеславович. Тимоха не ответил, старик терпеливо ждал.

– А я Тимоха, – наконец неохотно назвался он. Старичок оживился:

– Просто Тимоха? Без отчества? Но ведь это у вас, скорее всего, прозвище?

– Как и Бранибор? – невесело усмехнулся Тимоха.

– Извините, – смутился старик. – Я не хотел вас обидеть. Действительно такое имя?

Ответа опять дождался не сразу.