Павел Иевлев - Телефон Господень

– За тебя, Феофанов, несчастный ты придурок!

Последняя стопка вырубила меня как дубиной по голове, и дальнейшее помнится очень смутно – кажется, я зачем-то полез в кабину паровоза. Во всяком случае, проснулся я там, скрючившись в жутко неудобной позе и весь закоченевший на железном полу. Сказать, что мне было плохо – сильно приукрасить ситуацию. Руки тряслись, ноги подкашивались, а в голове перекатывались некие не вполне круглые, но жутко неудобные предметы. Возможно, это были загадочные бруньки... Вдобавок, я оказался весь перемазан засохшей кровью - тряпка на руке каким-то образом размоталась. Впрочем, в кабине было чисто – похоже, рана раскрылась и успела засохнуть до того, как я влез в паровоз... Удивительно, что я не истек кровью...

Выбраться из кабины было сродни подвигу – я даже не мог ругаться, только тихо постанывал. Огляделся вокруг, ожидая увидеть кровавый след – но все было чисто. Ну и черт с ним, не до загадок... тем более, что с улицы уже доносился отвратительно бодрый голос Федора:

- Але, гараж! Подымайся, Артем!

Солнечный лучи из открытых ворот полоснули по глазам – я болезненно сморщился и издал слабый стон.

- Что, плохо? – догадался лейтенант, - эх, столица... А ну как я тебя сейчас поправлю!

Перед моим носом появилась знакомая стопка. От запаха алкоголя меня чуть не вывернуло, в сознании смутным эхом прозвучало сакраментальное: «На бруньках!», «Як слиза!», но было поздно – решительный шериф моментально влил в меня страшный напиток, и уже подсовывал огурец.

К моему удивлению, мир резко просветлел и сознание вернулось. Заботливый старлей уже подносил вторую, приговаривая, что клин надо вышибать клином, и что рассолом голову не обманешь. Я уже почти не сопротивлялся, лишь вяло бормотал, что надо же работать, и что Михалыч придет за машиной...

- Тю, а ты разве не закончил уже? – удивился Федор. – вроде на месте все...

Я с тупым удивлением посмотрел на лейтенанта, потом перевел взгляд и увидел, что «Москвич» действительно стоит на всех четырех колесах, а домкрат заботливо поставлен на свое место под верстак. С некоторым усилием я спустился в яму и обнаружил, что новая пружина и шаровые опоры находятся на положенных им местах, и все гайки плотно закручены...

- Я и сам удивляюсь, - сказал Федор, - когда, думаю, Артем успел? Вроде уезжал – все разобрано было... Ну ты даешь, столица!

Я помотал головой, пытаясь прийти в себя. Ситуация не прояснилась. Я посмотрел на руки – они были чистыми, только рукава комбинезона в крови. Что же это получается - я, в полном беспамятстве, собрал подвеску да еще и руки успел помыть? Ничего себе бруньки... Странно это все. Думать о странном не хотелось – думать вообще не хотелось. Хотелось спать. Лейтенант отбыл по своим милицейским делам, а я завалился на раскладушку и погрузился в сон, из которого меня вывело только громогласное приветствие Михалыча.

Неистовый дед расплатился со мной за ремонт, добавив «от чистого сердца» еще одну бутыль – по счастью, поменьше предыдущей, и отбыл. Спорить с ним сил не было. Сомнамбулически побродив по пакгаузу, я решил, что лучшее лекарство от похмелья – здоровый сон, и вернулся на раскладушку. Снилась мне всякая чушь – я мчался на нелепом паровозе Феофанова в сияющие дали, среди немыслимой красоты пейзажей, но мне почему-то было очень грустно. Со мной в кабине стоял Михалыч и ветер развевал его седую бороду. Он был непривычно молчалив и задумчив. Среди хитрых рычагов управления шустро поворачивался какой-то невзрачный мужичонка преклонных лет, одетый странно и старообразно. Во сне я как-то сразу догадался, что это и есть пресловутый мастер Феофанов. Мне очень хотелось расспросить его о том, что на самом деле случилось с ним и с паровозом, но я почему-то не мог произнести ни слова. Да и глупо было спрашивать – вот паровоз, вот механик – что мне еще надо? Во сне это казалось очень логичным. Неожиданно паровоз шумно затормозил, выпуская клубы пара.

- Конечная! – сказал Феофанов и указал на Михалыча - ему сходить.

- А нам? – спросил я.

- Мне туда дороги нет, а тебе пока рано.

Я не очень удивился, во сне его слова показались мне исполненными глубокого смысла. Между тем, Михалыч кивнул мне на прощание и так же молча сошел на какой-то заброшенный полустанок. Вокруг расстилалась серая безрадостная равнина, и вид ее навевал тоску. Феофанов зачем-то застучал кулаком по клепанному котлу, издавая неожиданно сильный грохот, и потянул за рукоятку гудка – паровоз почему-то издал совершенно автомобильный звук клаксона. Тут я понял, что проснулся, и кто-то барабанит в ворота пакгауза, перемежая эти упражнения резким бибиканием. Я пошел открывать.

На пороге стоял лейтенант, и вид его был донельзя смурной.

- Что-то случилось? – спросил я.

- Случилось. Давай зайдем, не на пороге же говорить...

Федор зашел, огляделся, увидев новую бутыль досадливо хмыкнул.

- У тебя Михалыч когда машину забрал? – спросил он.

- Часа в три... – ответил я с удивлением, - а что произошло?

- Помер Михалыч – тихо сказал старлей.

В голове моей метнулась мгновенная паника – может, я вчера, волшебным образом собрав подвеску, гайки какие не затянул? На колесах, например... А дед через мое разгильдяйство разбился.

Этот ужас видимо отразился на моем лице, поскольку Федор торопливо сказал:

- Нет-нет, ты тут ни при чем. Он просто ехал от тебя, остановился у обочины и помер. Прямо в машине.

- Вот так, ни с чего?

- Ну, он вообще-то довольно старый был, - с сомнением протянул лейтенант, - хотя, вроде, крепкий дед... Бывает и такое.

Однако я видел, что старлея терзают какие-то сомнения, которые он усиленно, но тщетно от себя гонит. Мне страшно не хотелось спрашивать, но я все-таки не смог удержаться:

- Ты видел что-то необычное, Федор?

- С чего ты взял? – лейтенант сразу напрягся. Похоже, я был прав.

- Иначе ты не пришел бы ко мне задавать вопросы.

- Да я не то чтобы видел... Скорее мне померещилось...

Федор нервно покосился в угол. Там не было ничего интересного, кроме безумного паровоза. Мне стало нехорошо – похоже, я вляпался в очередную историю. Всякие странности липнут ко мне как мухи...

- Что ты видел? – спросил я тихо.

- Я же говорю – ничего! – ответил лейтенант нервно, - Просто мне показалось...

- Рассказывай.

Федор поерзал на инструментальном ящике, который служил ему сиденьем и, помявшись, начал рассказывать.

- Понимаешь, дело в том, что он помер практически у меня на глазах. Я ехал из управления домой, и увидел, как Михалыч выруливает на своей колымаге. Ну, думаю, Артем уже сдал клиенту машину, все хорошо. Тут Михалыч вдруг как-то резко вильнул к обочине и встал. Я увидел, как он откинул голову на подголовник и застыл. Я сразу забеспокоился – была у деда привычка иной раз пьяным ездить. Я, грешным делом, и подумал – нажрался Михалыч на радостях, не иначе как с тобой принял. Решил посмотреть, как там и что, подъезжаю, а он уже того... При этом у него на лице такое выражение застыло, как будто он черта увидел. Но это не самое странное. Пока я вокруг деда суетился, все время что-то меня беспокоило – будто соринка в глазу. Что-то в поле зрения неправильное маячило. В какой-то момент я присмотрелся, а за заборчиком, там, где старая линия железнодорожная проходила, паровоз стоит. Мне не до паровозов как-то было, поэтому не сразу дошло, а когда я второй раз посмотрел, ничего там не было.