Светлана Дильдина - Восемнадцать роз Ашуана

А вот этой троицы старшеклассников, с лицами, не обремененными интеллектом, в его прошлом не было. Или забыл?

В их глазах читалась глубокая неприязнь к домашнему мальчику, наверняка примерному ученику, к его отглаженной рубашке, дорогой спортивной сумке со множеством карманов и молний.

Ренни против них казался белобрысым клопиком — и, увидев себя их глазами, успокоился; страх, едва начав прорастать в мальчике, увял.

— Эй, сопля, чего вцепился в сумку, давай ее сюда! — чужие пальцы сомкнулись на ремне.

Ренни посмотрел на него слегка растерянно. Он по-прежнему не боялся, но при мысли о том, что его могут сейчас макнуть мордой в пыль, словно какого-то забитого заморыша в душе поднялось негодование. Это что, всерьез? Это с ним так?

— Не советую связываться, — ровно сказал мальчик, глядя не на подростков, а на держащую ремень руку.

— Ха, нам что угрожают? — развеселился стоящий ближе к Ренни. — Ты нас сейчас побьешь, да?

Драться, да еще на улице… бред какой. Мальчик представил это — и стало тошно. И рубашку порвут, а она новая.

— Ну, мы ждем, чего замолчал?

— Что вы от меня хотите-то? — спросил, понимая, как жалко звучит. И, как назло, все навыки прошлого исчезли — сейчас он был полностью ребенком.

— Сумку же! — развеселился предводитель троицы дебилов. — И еще что-нибудь сверх того, за терпеливое ожидание!

— Хорош тянуть время, щас кто-нибудь подвалит, — хмуро сказал второй, и тоже протянул руку, намереваясь взять мальчишку за ворот.

— А ну убери лапы!

Марк шагнул из проулка, из-за спины Ренни. Белые пряди падали на плечи из-под пестрой косынки-банданы, спутанные ветром, лицо было спокойным и злым. Впервые в жизни мальчик был Марку рад.

— Что за явление? — спросил первый, и в голосе проскользнула неуверенность. Марк был старше… хоть и один, и легче каждого из них.

— Это типа защитник, — прозвучало наглое. — Или ему тоже сумка нужна? Поделим?

Третий сплюнул, и чуть наклонил голову, готовый к драке.

— Ну? — меж сомкнутых пальцев Марка блеснуло лезвие.

— Охренел?! — уже безо всякой рисовки спросил «предводитель». Ренни стоял за спиной брата, и не знал, каким было лицо Марка. Но, кажется, не сильно благостным…

— Пошли отсюда! — прозвучала команда, и подростки поспешили прочь, ускоряя шаги — отойдя на порядочное расстояние, обернулись и вылили на братьев Станка поток брани; только это Марка уже не интересовало.

— Ты с ума сошел? За нож в полицию загремишь, — сказал Ренни, и сообразил, что надо было начать с благодарности.

— Это не нож. «Оса». Придурок, — услышал в ответ.

И, получив чувствительный подзатыльник, не ощутил обиды. В конце концов, Марка могли измолотить так, что мало бы не показалось. А «Оса»… не метод, но, если честно…

— Спасибо, знаешь, я бы не… А мне можно такую же?

Гроза полыхала, и светом, и звуком. По какой-то непонятной случайности гром еще не снес с земли домик и не расколол землю под ним, а когтистые молнии не проткнули крышу, не насадили ее на лилово-белый излом.

— Ты чего? — Марк не спал, трудно было заснуть при таком грохоте.

Пятилетний мальчик сжался в комочек на пороге, зажал уши и боялся сделать хоть шаг, пока не закончился очередной раскат.

— Мы все умрем? — спросил он, с трудом разлепляя губы.

— Что за ерунда? — Марку тоже было не по себе, и он то и дело поглядывал за окно и ждал, когда грохот разорвет воздух.

— Анна сказала, у них в деревне дом сгорел. Сама видела. Мы все сгорим?

— Вот еще… Ползи лучше сюда.

Мальчик проворно, будто лягушонок, добрался до кровати брата, не разгибаясь, нырнул в нее и сунул голову под подушку.

Марку очень хотелось поступить так же, но он не мог при маленьком и слабом. И просто натянул одеяло на уши.

— Эй! Не спишь ведь? А где Ренни? — встревоженная мать заглянула в комнату. — Ему, наверное, страшно! Постель пустая!

— Тут он… Там, под подушкой! — сказал Марк, смотря на мать с легкой досадой и облегчением.

— И нам не страшно! — послышалось из-под подушки. — Ой…

Небо опять громыхнуло.

— Иди, спи, мы тут… справимся.

Что бы ни случилось, думал Ренато. Теперь — что бы ни случилось, дорога одна. Я выбрал свой мир, даже если не могу понять свое место в нем.

Денизы больше не было — исчезла, как многие до нее. Теперь вместо Денизы в комнате убиралась какая-то кудрявая блондинка, робкая и упитанная. Кажется, раньше она иногда приходила в гости к кухарке… теперь, выходит, принадлежала к домашней челяди. Пустое пространство заполняется по своему усмотрению…

Жалеть о Денизе было бессмысленно. Все равно что страдать о промелькнувшем сне… сны заканчиваются, таков порядок вещей.

Но голосок Микаэлы еще звенел за окном, девчонка смеялась, рассказывая какую-то байку садовнику. Слов не разобрать, просто звенит задорная пчелка, и чудится — не иней за стенами, а сочные весенние травы.

Как я не хочу, чтобы ты покидала меня, думал Ренато. Пускай ты вымысел, но я на самом деле тебя любил. А может, ты все же есть? Как награда… Или — как маячок, чтобы я наконец вспомнил?

Не для того ли ты рассказывала о цветах Ашуана, чтобы я пристальней всмотрелся в эти лица?

Древний, пожелтевший от времени альбом лежал на коленях. С фотографий смотрели ровесницы его правнучки.

Шестеро — веселых и грустных, едва отметивших совершеннолетие. Кто знает, может, все они обречены погибнуть скоро — кто от болезни, кто в автокатастрофе — а если кто уцелеет, жизнь ее не пощадит?

Шестеро тех, чьи имена он с трудом вспоминал.

— Микаэла, девочка моя, — прошептал старик. Тяжелые веки опустились, слезы потекли по щекам. Не будет Микаэлы. И не было никогда.

За календарем он следить давно перестал, привык, что живет в прошлом самом разном — куда закинет, то и его. Но несколько дней подряд жизнь шла одна и та же, и Ренни ходил в школу, наконец увидев приятелей, и мать разговаривала по телефону с отцом, у которого был теперь другой дом.

Подкинуло, когда ненароком глянул на календарь. Вот он, день, в одном шаге — можно обвести красным, чтоб не потерять, чтоб наверняка…

Или черным.

И его, кажется, надо будет снова прожить…

Ренни проснулся, когда небо едва посветлело. За окном переругивались едва пробудившиеся вороны. У стекла покачивалась одинокая кленовая ветка, праздничной, багряно-золотой была она в солнечные дни. А сейчас будто маятник, отсчитывающий время, напоминала.

Хотелось встать и убедиться — все в порядке.

Ренни поднялся, прошел на цыпочках по коридору, прильнул ухом к двери. Тихо…

Он вернулся к себе, долго лежал, разглядывая потолок. Ждал, сам не зная чего. Звука, который позволит понять — Марк больше не спит?

Так ведь в прошлый раз никто ничего не понял… почему должен понять сейчас?