Константин Мартынов - «Ныне и присно»

— Ну ни хрена себе! — пробормотал он, оказавшись позади. — Это как… чем? Кто?!

— Кнутом, — разлепил спекшиеся губы Тимша, — немчура клятая…

Физиономия Веньки отразила смешанный с ужасом восторг. — Ты уходил… домой? — жадно выдохнул он. — Что видел?

С кем говорил?

— Яхт каянский видел, — с горечью сообщил Тимша. — И Сергея на веслах… в моем теле.

— Оба-на! Я о таком и не думал! — Леушин сел на край стола, глаза сияли азартом, как у почуявшего мышь кота. — Знаешь, Тимофей, что это означает?! Не тривиальную память родовую, нет! Родовую машину времени! Обмен разумов! Ух-х… Шекли отдыхает! Исследовать бы тебя, узнать, как такое удалось…

Опять заумь. Шекли какое-то..

— Хватит языком—то молоть! — буркнул Тимша. — Лучше бы тряпицу чистую принес, спину протереть загнить может…

— Ой! Забыл! Ну-ка, рубаху задери!

Тимша послушался. Венька подозрительно замолк, потом осторожно коснулся Тимшиной спины кончиками пальцев…

— Тряпицу? Оно конечно… — Странно протянул Венька, но в комнату сходил и бинт в аптечке отыскал.

— А зачем она тебе нужна?

Дурацкий вопрос. Видно, задохлик никогда кнута не пробовал! Тимша закусил губу, повел плечами, заставляя рану вскрыться — иначе грязь не вычистишь… боль не пришла.

Он недоуменно воззрился на Леушина — Венька стоял, зажав под мышкой настольное бритвенное зеркало.

— И я о том… — заметил Леушин. — Пошли, в ванной второе зеркало есть. Сам глянешь.

Тимша пошел и глянул — от шрама осталась узкая бледная полоска, и что-то говорило ему, к утру исчезнет и она…

Видимо, объем свалившейся на Тимшину голову информации превысил критическую величину — медведем навалилась усталость, неудержимо потянуло в сон.

— Пойду-ка я… — протянул Шабанов зевая, — мать сегодня во вторую смену, скоро домой вернется…

Тимша не заметил, как полыхнули надеждой глаза Веньки. — Светлане Борисовне — наше почтение! — с притворным раболепием пропел тот — ну не любила Веньку Серегина мать, что уж тут поделаешь?

— Ладно, передам, — рассеянно ответил Шабанов.

Тимшин силуэт давно скрылся за поворотом улицы, а Леушин по-прежнему стоял, прижавшись носом к оконному стеклу.

— Не-е, не навсегда… вернется Серый, куда денется! — убежденно сказал он много позже. — Не забыть бы утречком за обормотом средневековым зайти — ему-то хабза по барабану, а Серегу потом отчислят.

Дни тянулись, как обоз из далекой Московии — до муторности неспешно. Сентябрь перевалил за середину, усыпая город ворохами опавшей листвы, а Тимша все никак не мог не то что вжиться в новый для себя мир — поверить в его реальность… непонятную и, во многом, неприятную. Как переполненные самобеглые повозки, на коих с Венькой в «хабзу» добирались…

Троллейбус вильнул, обходя нагло раскоряченный у обочины шикарный автомобиль. Пассажиров мотнуло, послышались раздраженные окрики придавленных, идущий вдоль окна поручень больно врезался в Тимшину грудь.

— Какого хрена?! — возмущенно гаркнули за спиной. — Не дрова везешь!

Ни прощенья попросить за вогнанный в ребра локоть, ни хотя бы пошутить насчет шального извозчика… Тимша повернулся, прикрыв ноющий от удара бок.

— Тебе че, места мало? — тут же недобро поинтересовался хозяин острого локтя. — В такси ездий!

Ровно кобеля цепного потревожил. И не отповедаешь — последнее дело от старших отругиваться.

— Шел бы ты, дядя… — посоветовал стоявший пообочь Леушин. — Задолбал уже своей простотой!

«Кто за язык тянул? Теперь без драки точно не обойтись!» Тимша смерил взглядом мужика — раза в полтора здоровее нахально выпятившего тщедушную грудь Веньки.

— Ну, щенок… — угрожающе просипел мужик, буровя Леушина выкаченными буркалами. — Я ж тебя сейчас!..

— Что «ты ж его»? — неласково спросил Тимша, встряв меж Венькой и мужиком. — Как это у вас… отвали, понял?

Почуяв назревавшую грозу, доселе монолитная — палец не просунешь! — толпа отпрянула. Задняя площадка мгновенно обезлюдела. Мужик, сообразив что оказался один против двух несомненых «отморозков», творожисто побледнел.

— Хулиганье! Милиции на вас нет! — взвизгнул он.

Венька почувствовал себя в безопасности.

— Бу-у! — дурашливо крикнул он и показал мужику «козу». Детина ввинтился в толпу. Оказавшаяся на его пути бабка окинула всех троих неприязненным взглядом. Ярко накрашенные морщинистые губы брезгливо поджались.

— Вечно с тобой во что-нибудь да влипнешь! — попенял Шабанову Венька. — Вежливей надо быть, молодой человек!

Тимша задохнулся от возмущения и сердито уставился в окно — в следующий раз пусть этот мелкий нахал сам выпутывается.

Троллейбус катился с перевала, за окном голубело озеро. На дальнем берегу угрюмо серел покатый скальный взлобок. Там, в окружении зенитных орудий, высилась гигантская каменная фигура воина — защитника Заполярья, как объяснил все тот же Венька…

— Кстати, знаешь, почему Алеша лицом к заливу стоит? словно почуяв, что о нем вспомнили, заговорщицким шепотом спросил Леушин. Остренький подбородок указал на монумент.

«Чего тут не понять? Каянь в той стороне, откуда еще немчуру ждать?» — мысленно огрызнулся Тимша, вслух же односложно буркнул. — Ну?

— На бардак местный смотреть не хочет! — хихикнул Венька.

Вдоль дороги, один за одним сверкали красками рекламные щиты — на ближайшем загорелая грудастая девица бесстыдно выставляла на показ прозрачное кружевное белье.

Тимша мысленно сплюнул и отвернулся.

Хабза, или, если угодно, «профессиональный лицей», не поражала ни новизной, ни красотой. В узких крашеных блеклосиней краской коридорах отчетливо пахло пивом и, благодаря студенткам торгового отделения, дешевой косметикой. За болотного цвета железными дверями скрывались тесные кабинеты с рядами обшарпанных парт и учебными плакатами на стенах.

— Итак, кто мне толком объяснит, чем отличается инжекторная система впрыска от привычной карбюраторной? — преподаватель автодела Степан Сергеевич Барский, он же «эСэС», он же «мастак», обвел класс суровым взглядом. — К примеру, ты, Шабанов. Поделись знаниями с аудиторией!

Тимша медленно встал и непонимающе уставился на мастера — Серегина память просыпаться отказывалась.

— Каюк! — горестно прошептал Леушин. — Сейчас эСэС его живьем слопает!

— Ну что же ты, Сергей? — ядовито продолжил Барский. Уличные подвиги остатков разума лишили?

Да что они, сговорились? Не на ком больше злость сорвать?! Тимша молча бросил в кожаную торбу лежащую на парте тетрадь и, не обращая внимания на вопль Барского: «Шабанов! Немедленно вернись!», вышел из кабинета. Гулко хлопнула дверь.

— Зря вы так, Степан Сергеевич! — не выдержал Леушин. Эти бандюки весь район в страхе держали!