Константин Мартынов - «Ныне и присно»

— Ну шняка, — буркнул он, не дожидаясь перевода. — Моя, не чья-нибудь.

Норвеги, конечно, не каянцы, с ними поморы издавна торговали, однако чужую лодку этак по-хозяйски лапать не каждому земляку дозволено.

Сопровождавший норвежца чернявый господин в безукоризненном темно-сером костюме, идеально выбритый и пахнущий дорогим одеколоном, аккуратно, чтоб не запачкать модельные туфли, подошел ближе.

— Че хочешь за корыто, пацан? — спесиво процедил он.

Хуже вопроса лощеный задать не мог. Тимша взъерошился, как изготовившийся к бою пес.

— Не продается!

Лощеный презрительно оттопырил губу.

— Не кочевряжся, пацан! Говори цену!

— Не продается! — с закипающей яростью в голосе повторил Тимша.

Леушин решил, что настала пора вмешаться.

— Ты откуда такой деловой взялся, а? — задиристо поинтересовался он у незваного «покупателя». — Думаешь, шмотье от Версаччи напялил — городу хозяином стал? Топай-ка отсель по-хорошему!

В толпе пришедших поглазеть на шняку рыбаков раздались одобрительные возгласы — ловить треску ходили не только и не столько ради удовольствия — чтобы порадовать жареной рыбкой месяцами не видевшую зарплаты семью.

Вперед, тем временем, протиснулся ражий детина в накинутом на рубаху потрепанном ватнике и старых штанах, заправленных в кирзовые сапоги. На пудовом кулаке красовалось наколотое синей тушью солнце над сопками. Меж веером расходящихся лучей красовалось гордое «СЕВЕР».

— Ты че, фрайер, парням хамишь? — хмуро спросил он. — В рог давно не получал?

Надушенный манекен прикинул шансы и понял, что выказывать гонор становится чревато…

— Так я ведь ничего такого… — жалко улыбнулся он. Напускная спесь облетела, как фальшивая позолота с дешевых китайских часов. — Сказал босс гидом при госте ходить… переводить… я хожу и перевожу.

Детина посмотрел на ласкавшего борт шняки норвежца и ядовито заметил:

— Хреновый из тебя переводчик — ни в жисть не поверю, что он лодку корытом обозвал.

Норвежец наконец—то понял, что происходит нечто, в его планы не входящее и, выдернув из кармана мобильник, споро набрал номер. Десяток скороговоркой брошенных в трубку фраз, и телефон протянут Шабанову. Тимша осторожно поднес к уху незнакомый аппарат.

— Добрый день! — бархатистый голос далекого собеседника звучал мягко… и по-лисьи вкрадчиво.

— Добрый… — настороженно отозвался Тимша.

— Позвольте сразу перейти к делу — господину Ингварсону понравилась… принадлежащая Вам лодка, и он хотел бы ее приобрести. Если Вы не против, это можно обсудить в любое удобное для Вас время…

Продать шняку, с которой почти сроднился? Тимша уже приготовился послать к лешему и этого, но тут под руку нахально впихнулся Леушин.

— Ну? — жадно спросил он. — Чего хотят?

— Тоже продать просит, — растерянно ответил Тимша. Правда, вежливо… обсудить предлагает…

— Ну, если вежливо… — задумался было Венька, но, через несколько секунд конопатую физиономию украсила плутовская улыбка, — если вежливо, тогда мы завтра позвоним — сегодня нам подумать нужно. Тщательно.

Тимша добросовестно продиктовал в трубку венькины слова.

— Прекрасно! — обрадовались на том конце. — Мы к тому времени столик в ресторане закажем. Вы какую кухню предпочитаете?

Заглавную букву в слове «Вы» услышал бы и глухой. Тимше даже стало немного неудобно.

— Полагаюсь на ваш вкус, — таки вспомнилась подходящая к случаю фраза из смотренного накануне телефильма.

— Чудненько! Уверяю — не пожалеете! А сейчас передайте трубочку переводчику — я предупрежу, чтобы он дал Вам визитку с моим телефоном. До свидания!

— До свидания, — попрощался Тимша и вернул трубку.

Переводчик с готовностью выхватил телефон, прижал к уху… от былого лоска остались жалкие ошметки. Мелко подрагивающая рука протянула Тимше визитку. Глянцевый картон пятнали несмываемые отпечатки потных пальцев.

Понявшие, что развлечение кончилось, рыбаки потянулись к забытым удочкам — близился полный прилив и, вместе с ним, конец хорошего клева.

Тимша поискал взглядом обещавшего вернуться за ними соседа по гаражу. Сосед задерживался, и нетерпеливый Леушин тут же вызвался тормознуть попутный грузовик.

— Топай, — скаредно вздохнув, согласился Шабанов. — Иначе еще какой-нито придурок заявится.

Следом за Венькой к дороге отправился господин Ингварсон. Переводчик не удержался и бросил на Тимшу ненавидящий взгляд. Тимша оскалился в ответ — не хуже украшавшей форштевень рыси.

— Да что мы теряем? — горячился Венька, едва не расплескивая чай из зажатой в кулаке кружки. — Треску непойманную? Так ее поймать еще надо. А у нас ни яруса, ни права его ставить! Первый же погранец башку открутит и лодку отберет! Да плюс к тому сезон лова считай что кончился — ты это лучше меня знаешь!

Тимша сидел насупившись. Челюсти сосредоточенно перемалывали найденное Венькой черствое овсяное печенье.

— Стоп! — затянувшийся моголог прервался, озаренный новой идеей Венька пытливо глянул на Шабанова. — Сколь по-твоему шняка стоит?

Тимша задумчиво почесал в затылке:

— В мои времена — десять рублев, а сколь нынче…

— Хм-м… десятка, конечно не солидно… так ведь и цены раньше другие были! Расскажи-ка, что у вас было почем?

— Ну… — начал вспоминать Шабанов, — за пуд семги семь копеек просили…

— Не-е… — протянул Венька, прикинув соответствие на калькуляторе, — другое вспомни.

— Братья Федосеевы в Коле дом купили — семнадцать рублей отдали…

— Сто-оп! Дом-то, по тем временам хороший?

Тимша кивнул.

— Во! Дом-дом-дом… Тысяч на пятьдесят в баксах потянет… а лодка… да еще под старину сделанная…

Леушин снова погрузился в рассчеты.

— Нет, столько нам не дадут… но десять—пятнадцать наверняка выторгуем… Живем, Тимша!

— Если десять тысяч пополам, то сколько в рублях?

— Светлане Борисовне за год не заработать!

Годовой заработок?! О чем еще думать? За год-то сколь шняк построить можно! Жить—поживать… кабы не державшее за глотку прошлое.

По коже пробежал морозец — разве об этом молил? Каянская плеть ласковей, грызущего сердце чувства вины — закрой глаза, а перед внутренним взором — поморы в цепях, потомок, чужой крест несущий… Верни назад, Господи!

Нет, не слышит Господь… Видно, здесь придется грехи искупать…

— Так что с лодкой делать будем? — потеребил задумавшегося друга Леушин.

— Со шнякой, — поправил Шабанов и решительно отрезал, — Продавать.

Где-то над сопками раскатисто прогремел хохот Каврая.

— Ух ты! — ахнул Венька. — Неужто гроза в сентябре?

Тимша не ответил.

«Нашим бы писакам оказаться в незнакомом мире да в чужом теле!»