Эдвард Лернер - «Если», 2002 № 01

— Не так, как это было двадцать лет назад. Это любовь… любовь как бы потенциальная, в скобках. Уверенность, что если она вернется, то мы можем быть вместе; не так, как раньше, но вместе. Это реальность моего существования, важная часть моей жизни. Но это… не главное.

— А что тогда главное?

Как она ухватилась за это слово! Да, сейчас она смотрит на него с выражением какой-то неосознанной ярости. Она испытывает его. Все вернулось на круги своя.

— Главное, — отвечает он, глядя на свои руки, повернутые ладонями к собеседнице, — это жить. То, что я и делаю здесь. Это занятия со стажерами, изучение архивов, музыка, работа в саду. Жизнь. Это и дала мне Талита — возможность разумного существования в мире с самим собой. Знание того, что я нахожусь там, где должен находиться, что я стал тем, кем должен был стать. Она помогла мне сделать это.

— Уйдя отсюда.

Он улыбается, радуясь проницательности, которую не ожидал встретить у Меланэ.

— Разумеется. Полагаю, что я всегда стремился к недостижимому. И потом, у меня возникли бы проблемы с ее реальностью, если бы она осталась. Она была совсем не сахар, моя Талита, даже если учесть, что сегодня я вспоминаю самое хорошее в ней. Двадцать лет разницы между нами. Целая жизнь. Путешествия… Нет, я не готов был стать ее спутником, даже если она и была готова к этому. Может быть, теперь…

Похоже, Меланэ немного расслабилась. Вместо маски напряженной невозмутимости на ее лице появилось выражение строгости и мягкости одновременно.

— Она любила вас?

У Эгона ушло немало времени на то, чтобы смириться ответом.

— Скорее, любила того, в кого я должен был когда-нибудь превратиться.

— Именно поэтому она сказала, что вернется?

Это действительно вопрос, вопрос из любопытства, а не очередное испытание. Эгон может позволить себе признаться, что не ведает ответа.

— Я не знаю, действительно не знаю, почему она сказала это.

«А также не знаю, почему она сказала это в тот момент, когда уже находилась в сфере и была недосягаема…»

— Но вы все еще верите, что она вернется.

Он улыбается.

— Если бы ты задала этот вопрос десять минут назад, я бы ответил «нет». А теперь отвечу: не знаю. Механика Путешествия позволяет это. Темпоральные парадоксы Путешествия иногда дают шанс вернуться, ничуть не состарившись. Или чтобы разница в возрасте исчезла. Но, возможно, она никогда не вернется. Но… я выбрал ожидание. Я решил находиться здесь, независимо от того, вернется она или нет. Я останусь здесь. — Он снова улыбается, почувствовав, как к нему возвращается уверенность. — Я здесь.

На лице Меланэ начинает проявляться ответная улыбка, но она тут же отводит глаза в сторону. Потом спрашивает нарочито нейтральным тоном:

— У вас никогда не было других женщин?

Эгон готов засмеяться, но понимает, что сейчас смеяться нельзя. Она теперь хочет говорить о себе, а не о нем. У него мелькает мысль о возможных последствиях его ответа — но что еще он может сказать, кроме правды?

— Конечно, были, Меланэ. — И продолжает легким тоном: — Это тебя шокирует?

— Знать, что вы нормальный человек? — парирует девушка, глядя ему прямо в глаза. — Нет, я чувствую облегчение.

Ответ столь неожиданный, что он не может сдержать смех. Но Меланэ даже не улыбается и произносит спокойно:

— Значит, и у меня есть шанс.

Смех Эгона мгновенно обрывается.

— Меня нельзя считать героиней бульварного романа, — продолжает она после короткого молчания. — А вас не назовешь тупицей.

— Да, пожалуй, не совсем, — бормочет Эгон. Он уже думал, что она рано или поздно признается, в своем обычном агрессивном тоне, но не предполагал, что так рано.

— Ты заметила, — негромко говорит он, — что стала вновь обращаться ко мне на «вы»?

Она мгновенно бледнеет. И бросает, стиснув зубы, не глядя на него:

— Отеческий образ. Так лучше. Эротичнее.

Он встревоженно наклоняется к ней; такого тона он давно не слышал.

— Не нужно так, Меланэ, не нужно. Не отвергай того, что ты чувствуешь.

— А вы, вы не отвергаете этого? — огрызается она все тем же жестким тоном.

— О, нет, Меланэ. Талита тоже была своего рода «материнским образом» для меня. Об этом мне говорили другие, об этом думал я сам. И это было правдой. Но было и многое другое, я знал это, и она тоже знала.

— Но я не… — на этот раз ее голос срывается, и она начинает сначала более низким голосом. — Я не Талита.

Эгон молча смотрит на нее. Неожиданно его разбирает смех, потому что ему в голову пришла фраза, и эта фраза объясняет ему, насколько он был слеп, несмотря на весь свой опыт. Он протягивает руку и поворачивает к себе это изменчивое лицо — единое в трех ипостасях и такое разное в профиль, в пол-оборота, анфас: три облика одной личности. И произносит с улыбкой;

— Нет, конечно, ты не Талита. И именно поэтому у тебя есть шанс.

Две недели. Это продолжается две недели. И на протяжении этих двух недель Меланэ становится все спокойнее и спокойнее, словно ее охватила уверенность, природу которой Эгон не может понять. Каждый раз, когда он пытается расспросить ее, она с едва заметной улыбкой прикладывает палец к губам; все его уловки наставника не срабатывают, он должен признать это. Он продолжает наблюдать. И слушать.

По мере того, как проходят дни и Меланэ кажется все более уверенной (но в чем?), Эгон чувствует, как исчезает его уверенность под влиянием какого-то противоположного процесса. Чего она хочет? Что она переживает? А он, как он собирался вести себя? Как он ведет себя в действительности? Краткое прозрение в саду — это не Талита, он может, он имеет право (он обязан?) позволить проявиться своей нежности к ней — это освободившее его прозрение больше не повторяется. Правильно ли он поступил? Или это было ошибкой?

Он отдает себе отчет в том, что на самом деле старается избежать единственного достойного внимания вопроса: верит ли она, что любит его, или она сознает, что дело совсем в ином? Он был готов поспорить, что она не любит его и что скорее поймет это, разделяя с ним ложе. Но если все не так? Если вместо того, чтобы избавить ее от душевных страданий, он, напротив, еще глубже погружает ее в отчаяние? Кажется, она не требует от него ничего сверх того, что он дает ей, но и это может быть маской. Что же скрывается за ней?

В конце второй недели он не выдерживает. После любовных объятий он задает ей вопрос, включающий в себя все прочие вопросы:

— А твое Путешествие, Меланэ?

— Хорошо, что ты спросил, — отвечает она спокойно. — Я отправляюсь завтра.

Эгон молчит. Девушка кладет руку на его обнаженную грудь. Это не ласка, а всего лишь стремление к физическому контакту.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — весело спрашивает она. Но он хорошо видит, что голубые глаза смотрят на него необычайно пристально. Он медленно качает головой: