Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

— Скажите, какую продукцию выпускал ваш завод?

— О, герр оберст, самую мирную! Листовой прокат. Для различных нужд промышленности.

— Промышленности, выпускающей из вашей мирной продукции танки, которые крушили наши дома, давили наших людей, разрушали наши заводы.

— Но, право же, герр оберст, рабочие и инженеры завода в Капфенберге не могут нести ответственности за деяния гитлеровских армий.

— Не могут? А кто вооружил эти армии? Или они шли на нас с дубинами?

— Разумеется, нет.

— Тогда, разумеется, герр инженер, вам придется нести равную ответственность за ущерб, нанесенный нашей стране, за кровь и разрушения, которые сеяли у нас ваши бронированные листы. Поэтому приказываю принять руководство демонтажем и так упаковать все детали, чтобы ни одна из них не пропала, ибо вам же самим придется монтировать стан вновь уже на другом заводе, где с помощью ваших бронированных листов германская армия уничтожала наше оборудование. Если там вы окажетесь не в состоянии смонтировать стан, предупреждаю — вас ждет РАССТРЕЛ.

Инженеры онемели от неожиданности.

Когда в унынии они расходились, Званцев услышат, как они говорили между собой:

— О, простой оберст так говорить не мог. Очевидно, это переодетый маршал Толбухин. Только он мог позволить себе подобные угрозы. И борода у него, конечно, приклеенная!

Как ни нелепо было это предположение, и Званцев никак не мог напомнить маршала Толбухина, но оно распространилось по Штирии. Австрийцам нужно было утешение, а за Званцевым закрепилось прозвище «вице-король Штирии».

Конечно, никто не уполномочивал его на такие заявления, но Званцев действовал с привычной ему решимостью, не задумываясь, что об этом скажут. Для него главным было, чтобы через некоторое время дворы завода в Капфенберге заполнились аккуратными пронумерованными деревянными ящиками, ждущими отправки по новому адресу. Просить у командования железнодорожные эшелоны — нечего было и думать, и Званцев поступил по собственному разумению: вызвал к себе руководство двух остановившихся заводов, паровозостроительного и вагоноремонтного.

Те уже были подготовлены к тому, что страшный оберст будет грозить им расстрелом, и были ошеломлены когда он приказал пустить заводы под их ответственность на полную мощность, правда пригрозив суровой карой за невыполнение плана.

И заводы заработали, выдав через некоторое время требуемые железнодорожные составы для отгрузки в Союз прокатного стана и другого оборудования.

Работа уполномоченного ГКО при 26-й армии кипела, персонал гостиницы удивлялся непостижимой работоспособности оберста, с раннего утра и до ночи носившегося в своем «виллисе» по серпантину альпийских дорог, поспевая всюду, — работы велись не только в Капфенберге.

Однажды к полковнику Званцеву прибыл офицер штаба фронта с секретным приказом.

Званцев усадил в свой «виллис» прибывшего офицера и, вызывая у того головокружение, помчался с ним по альпийской дороге в город Юденбург, граничащий с расположением английских войск, вошедших в Австрию с другой стороны.

Останавливаясь по пути в штабах дислоцированных здесь дивизий, офицер передавал приказ подняться по тревоге и начать артиллерийскую подготовку «по английским позициям».

Званцев уже знал, что снаряды в расположении англичан не разорвутся и что по просьбе союзного командования будет только инсценировано военное столкновение британской и Красной армий. Англичанам это понадобилось для взятия конного корпуса генерала Шкуро, о котором Званцев лишь слышал как о враге во время Гражданской войны. Шкуро не желал признать капитуляции немецкой армии и отказался разоружиться. Но, узнав о конфликте англичан с русскими и о начале военных действий между ними, согласился войти в полном составе в британские войска и воевать на их стороне.

Англичане, ссылаясь на свои традиции, объявили генералу Шкуро и находившемуся с ним атаману Краснову, что их корпус не может войти в состав британской армии в военном обмундировании и с оружием врага. Предстояло всем конникам сдать немецкое оружие и получить новое обмундирование на складах по ту сторону реки, разделявшей на две части город Юденбург.

На самом деле по другую сторону реки стояла уже Красная Армия, и там же находится подопечный уполномоченному ГКО Званцеву завод.

Полковник Званцев и офицер штаба фронта стояли на пригорке над мостом, по которому должна была проследовать автоколонна с личным составом конного корпуса генерала Шкуро.

Первой на видимый с пригорка мост въехала легковая машина.

К ней, остановившейся сразу после моста, подошел советский офицер и открыл дверцу, предложив выйти невысокому человеку в форме немецкого генерала.

Оглядевшись и увидев вокруг себя советских пограничников в зеленых фуражках, тот смачно и непристойно выругался на чистом русском языке и бросил генеральскую фуражку с высокой тульей оземь.

— Опять эта сволочь англичанка обманула! С заднего сиденья выбрался атаман Краснов в царской казачьей форме, бурке и фуражке с красным околышем. Он молчал, зло оглядываясь вокруг.

Следом за легковушкой командующего один за другим через мост переехали обезоруженные конники корпуса Шкуро.

Их направляли в опустевшие заботой Званцева цеха завода, превращенного временно в лагерь военнопленных.

Полковник Званцев вместе с офицером штаба фронта и командованием, принявшим пленных, обходили цеха.

Званцев прислушивался к знакомой ему по лагерю блатной речи заядлых уголовников, пересыпаемой матерной бранью. Пленные кляли все на свете: и англичан, и русских, и Гитлера, и Сталина, попав в ловушку англичан, в свое время сумевших взять в плен самого Наполеона Бонапарта.

Миссия уполномоченного ГКО была завершена, и он, в сопровождении того же офицера штаба фронта, возвращался обратно в Брук-на-Майне. Впереди, не давая себя обогнать, двигалась груженная чем-то автомашина.

Званцев, сидя за рулем и пытаясь обойти впереди идущую машину, удивил офицера штаба репликой:

Как хотите, но эта «победа» добыта не в честном бою.

Как вас понять, полковник?

— Это не по законам воинской чести! Ложь и обман не могут быть оправданы даже на войне.

— Но война — это «узаконенное беззаконие», по чьим-то словам.

— Неправда! Даже война имеет свои законы: уважение красного креста и белого флага, неприкосновенность парламентариев, гуманное обращение с военнопленными, неприменение, скажем, отравляющих газов. Еще князь Святослав объявлял половцам: «Иду на «вы»!»

— То-то Гитлер, напав на нас ночью в сорок первом, направил предупредительное послание Сталину.

— Гитлер — негодяй и преступник и не может служить нам примером. Нe должны мы таких копировать, не должны! Не должны!..