Марина Дяченко - Пандем

Они сидели в парке перед старым Александриным домом. У Миши через два часа начиналось дежурство; Александра то и дело опускала веки, просматривая сводку новостей. Лерка разминала пальцами оранжевый массажный мячик.

– Недавно вылетали на вызов, – сказал Миша, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вызвал сам пострадавший… с железным штырем в спине.

– Помню, – Алекс жестко сжал губы. – Компания мальчишек лет двенадцати решила попробовать, что будет, если в человека ткнуть чем-то острым…

– Штырь задел легкое, – продолжал Миша. – Травма средней тяжести. Регенерация за несколько дней…

– А как ты думаешь, Кимка, – спросил вдруг Алекс, – почему среди действующих врачей нынешней «Скорой помощи» нет никого старше тридцати?

Ким пожал плечами:

– Мальчиков с детства научили пользоваться этими их прозрачными саркофагами, а меня, например, старую перечницу, со всем моим опытом – фиг научишь…

– И все?

– Нет… Эти мальчики выросли при Пандеме. И не знают, что человек, которому всадили в спину железный штырь… иначе ведет себя. Часто умирает. Никогда не регенерирует «за несколько дней».

– Принцип работы капсул… – начал было Миша.

– Брось, – Алекс небрежно потрепал его по плечу. – Дядя Ким совершенно прав… Мы имеем облегченный вариант жестокой действительности. Которая как бы жестокая, но как бы и не очень… Например, меня лично немного раздражает некое представление о справедливости, которое наш друг Пан привил окружающей природе… Вроде как гибрид дрозда и мушки дрозофилы…

– С какой стати раздражает? – удивилась Александра. – Вполне вписывается в твою концепцию шлюзовой камеры. Был очень справедливый мир – будет несправедливый, или, точнее, вне справедливости… А посерединке – то, что мы видим. Почему нет?

– Вот что меня в этой концепции беспокоит, – сказал Ким. – Шлюзование предусматривает процесс.

Алекс как-то по-особенному остро на него взглянул.

– Рано или поздно… – продолжал Ким. – Я боюсь того момента, когда эти «шлюзовые» законы… например, насчет детей, которые не умирают… Когда они впервые нарушатся. Ведь кто-то будет первым…

Все надолго замолчали. Тишина казалась особенно странной еще и потому, что вокруг стоял шелест, писк и щебет; ласточки носились над головой, на крыше хозяйничала белка, а у Леркиных ног белый кот сторожил чью-то нору, не обращая ни на людей, ни на птиц никакого внимания.

– Вот поэтому я и говорю, – негромко начал Алекс. – Ответственность должна быть за все… Бросил ребенка без присмотра – поражение в правах. Не покормил вовремя – снижение статуса. Ударил – ограничение свободы.

– Нам потребуется чертова прорва тюрем, – сказал Ким.

– Ничего, – Алекс оскалился, – есть, например, механизм насильственного отключения от сети. Или запрет на выезд из слоя… Они ведь не привыкли ограничивать себя ни в чем. Никогда. Они ощутят…

– И вряд ли это кому-то понравится, – заметила Александра.

– Да, – Алекс кивнул. – Мы еще пожнем… плоды. Еще начнутся возмущенные вопли: по какому праву? А кто вы такие, чтобы лишать нас свободы? Вы что, возомнили себя равными Пандему? Тогда нам придется отвечать: нет, но мы избраны Пандемом, чтобы эта цивилизация – вернее, система цивилизаций – не скатилась обратно в постиндустриальный век… а может, и ниже. Координаторы избраны Пандемом – скоро придется написать такой флажок и прошить его в системе…

– Пандемоизбранные, – Ким выдавил из себя улыбку.

– Перелом бедра – это все-таки больно, – сказал Миша.

– Это даже еще больнее, – сказал Ким. – Полной боли он не ощутил.

– Я тоже так думаю, – Миша вздохнул. – Когда мы пацанами работали в сенсорном режиме… на полигоне… Знаете, мне в голову не приходило проклинать… его.

Лерка вздрогнула. Взглянула на сына, сильнее сдавила массажный мячик; внутри упругого пространства мерцали ярко-оранжевые огоньки.

– Вы бы слышали, что он говорил, – Миша сморщил нос. – Уже в машине… У него была запланирована какая-то очень важная для статуса работа… Из-за этого перелома все отменилось – теперь он в самом деле ощущает себя неудачником. С его точки зрения, Пан… Пандем его чуть ли не предал. Бессмысленно. Понимаете, когда мы… в сенсорном режиме – это было во имя чего-то… Мы могли не понимать до конца – но мы знали, что Пан… что это ради цели, ради нас, в конце концов. Пан не врал… А теперь – Пана как бы нет. Но он есть. И все это знают. И когда Пан направляет машину этих ненормальных… направляет на ни в чем не повинного человека – человек вправе возмутиться… Так ему кажется, во всяком случае.

– Он не направляет, – сказала Лерка.

– Но он мог бы изменить траекторию… чуть-чуть. И прохожий остался бы цел… погоди, мама, это ведь не я говорю, это он так думает. Я сидел с ним рядом, как дурак, и делал вид, что мне надо работать с капсулой… хотя капсула к тому моменту давно была на автопилоте.

– Все зациклены на себе, – пробормотал Алекс. – Боже, какое горе, мой статус не вырастет на два-три пунктика…

– А поставь себя на его место, – сказал Ким. – Если бы ты ехал на важный социальный вызов – как с теми мальчишками, например, что экспериментировали по втыканию железяк в человека… И на тебя вдруг упало дерево. Пусть не убило, но… переломало ноги. Ты бы сказал Пану «спасибо»?

– Да! – рявкнул Алекс. – Я сказал бы «спасибо» за то, что мне сохранили жизнь! Этот ваш… как его… Шейко? Он труп! Лежал бы сейчас в морге, и Пандем, где бы он ни был, не морочился бы с его вопросами… «Ах, за что?!» «Ах, почему?!» А жив ты, зараза, и дальше будешь жить…

Ким прикрыл глаза и вошел в систему. Петр Артурович Шейко… Две жены. Трое детей… Родители… Ныне здравствующие бабушки и дедушки… А почему, собственно, ценность человеческой жизни должна измеряться тем, сколько людей впадут в шок при вести о чьей-то гибели?

Шейко П. А. Инженер-энергетик. Пишет стихи. Вот, например: «Желтые листья – рыбьи скелетики, валятся под ноги, тянутся по ветру…» Интересно, где он видел рыбьи скелетики? В зоологическом музее?..

Вот я уже тридцать секунд разглядываю картинки этого Шейко П. А., и мне совершенно ясно, что убивать его жалко… Тьфу, какая формулировка. Мои собственные мозги не избежали всеобщей участи – инфантилизации…

– Они не испугаются смерти, пока не увидят смерть, – сказала Александра.

– Ерунда! – Алекс растирал в ладонях метелочку какой-то травы. – Они видят смерть… но она не производит на них никакого впечатления. Она чужая. Как на экране. Эх, Аля, если бы каждое человеческое существо умело от рождения соотносить чужие страдания и собственные – история человечества была бы другой… Кимка, мне надо с тобой коротенько переговорить. Конфиденциально.