Константин Рольник - Расстановка

— Хм… Димка на вас наглядеться не может, слушает заворожено. Вы, наверное, очень хороший отец… Простите за нескромность, вы женаты?

— Да… Но жена сейчас уехала в Моксву на заработки. В Урбограде ведь сами знаете, не всегда найдешь работу…

— А кто ваша жена по профессии?

— Она хорошо шьет, работала на фабрике «Пацифик», а в столице тоже подрабатывает шитьем. В частном ателье.

— Не боялись отпускать ее одну?

— Нет, у нее в Моксве родственники. Они и помогли устроиться — ее дядя работает в ателье закройщиком.

— Уехала, значит. А как же дети? Она их что, на ваше попечение оставила?

— Детей у нас пока нет, мы их еще не заводили. — Рэд досадливо повел вверх раскрытою ладонью — Сами знаете, сейчас прокормить ребенка сложно.

Женщина потрепала за плечо Димку, вздохнула и сказала.

— Жаль. Я вижу, как вы любите детей.

Рэд улыбнулся в ответ. Желая сделать приятное заботливому попутчику, женщина продолжила искренне и приветливо:

— Вы человек непьющий, серьезный. Много знаете. Рядом с вами детям было бы всегда интересно. Из вас вышел бы очень хороший отец.

— Да, наверное. — задумчиво произнес Рэд — Может быть, я и устал бы, общайся с ними постоянно — сложно судить, не имея личного опыта. Но сейчас вот я очень доволен общением с Димкой, он у вас сметливый. У него мышление еще не заштампованное, он самый благодарный слушатель. Я действительно люблю возиться с ребятами. Иной раз представляю себя в роли любящего отца и сожалею, что лишен этого.

Подпольщик говорил правду. Подобно всем кадровым повстанцам верхнего уровня, он дал обет целомудрия и безбрачия — любовь и семья связывают бойца, ограничивают его мобильность, делают уязвимым для шантажа спецслужб, да и для подкупа. Свято соблюдая условия принятой клятвы, Рэд тем не менее очень любил детей, использовал всякую возможность чтобы возиться с ними, рассказывать интересные истории, играючи воспитывать. Он частенько представлял себя в роли отца, трагически несовместимой с высоким служением революционному долгу.

Среди прочих причин, Рэд ненавидел режим Медвежутина еще и за отношение к детям. По данным подполья, в Рабсии было четыре миллиона беспризорников. Огромное число детей было лишено доступа к образованию — ведь при буржуазных порядках это определяется деньгами, а не способностями.

Поезд отсчитывал версты, приближаясь к Урбограду. За окном электрички проплывали поля и рощи. Вдоль дороги тянулся, ныряя то вверх то вниз, серый электрический кабель. Глядя на него, Димка начал сонливо клевать носом, а Рэд углубился в свои мысли.

— Да, много преступлений натворили Дельцин с Медвежутиным, но все это в конечном счете меркнет перед главным — подпольщик тяжело вздохнул — самое страшное в том, что режим лишил смысла жизнь современного человека. В том числе и ребенка, конечно. Вместо четкой и верной картины окружающего мира, детей кормят окрошкой из бредовых мифов и легенд, выгодных для властей. В школьном и телевизионном «воспитании» ветхие религиозные догмы сочетают с культом наживы, клевету на революционеров — с восхвалением древних деспотов и палачей, а идиотские штампы и мистическую ахинею с обрывками научных знаний — из тех, что признали «безопасными» эксперты духовного рабства.

Рэд огляделся. Его собеседница уснула, как и ее сын. Сложенный из газеты веер выпал из безвольно разжатой руки. Старушки-пенсионерки у левого окна, перешли от жалоб о вздорожании лекарств к свежим городским сплетням. Подпольщику никто не мешал, никто не наблюдал за ним. Под мерный стук колес он продолжил размышлять.

— …Вместо ясной цели в жизни, какую предлагал наш ученый Марел Карс: реально улучшать мир, совершенствовать технику, освобождать общество от угнетения — в головы детей вдалбливают алчность и конформизм … Нынешнее воспитание насквозь лицемерно. Детей учат «любви к ближнему», и тут же «конкурентоспособности» — то есть восхождению вверх по головам других. Естественно, все это раскалывает их сознание надвое. А в предельных случаях такое раздвоение личности ведет к шизофрении. Да только ли в этом дело… Экономический упадок, политическая тирания, духовный маразм, война — таков мир, в который вступают новорожденные. Что их ждет? Кем они станут? Для Медвежутина — бесправными холопами, для монополий — наемными рабами, для генералов — пушечным мясом…

Именно по этой причине Рэд и другие повстанцы сознательно отказывались от деторождения, считая его безответственным. Рэд часто сравнивал кадровое ядро Союза Повстанцев с военно-монашеским орденом — конечно, не по содержанию идей, а по организационной структуре и аскетической жизни заговорщиков. Однако в сердце опытного подпольщика затаенно жила и мечта об иной жизни — нерастраченная нежность, жажда передать свои разносторонние знания благодарной юной аудитории.

Вспомнив, с каким вниманием Димка слушал его рассказы, Рэд улыбнулся:

— Редактируя журнал, я формировал взгляды читателей — но насколько интереснее, когда маленький человек под твоим чутким руководством проходит все этапы развития, учится читать и считать, расширяет кругозор, усложняет свое мышление — а ты участвуешь в каждом этапе становления души человеческой!

Рэд вновь грустно улыбнулся и вздохнул. Что поделаешь… Рожать детей подло и преступно, пока в Рабсии царит реакция, пока ликуют правящие мерзавцы.

«Участковый — от слова участие» — плакаты с такой надписью появились недавно на стенах унылых панельных многоэтажек, в самой бедной части рабочего района Урбограда. На них был изображен бравый, привлекательный полицейский, помогающий старушке перейти улицу. Внизу символ — рукопожатие, по мысли художника выражавшее единство народа и полиции. Еще ниже — так называемые «телефоны доверия»: режим Медвежутина поощрял доносительство среди подданных.

Близ одного из таких плакатов, в заплеванном и замусоренном дворе, собралась компания молодых людей. Пятеро из них стояли, внимая шестому — он сидел на ящике из-под стеклотары. Этим рассказчиком был первокурсник юридического института по имени Янек Батуронис — худощавый белобрысый парень в роговых очках. Иногда он запинался, его скуластое лицо в эти моменты искажалось гримасой боли, а большие светлые глаза выражали страдание.

— Ну вот, поэтому я и пошел на митинг пенсионеров… Хоть сам и студент.

— Из-за того, что прочел эту притчу?

— Не только… О-о-х… Тут все наслоилось друг на друга… Сначала была притча, потом увидел листовку с приглашением…