Константин Рольник - Расстановка

— Вот как? И что вы обо мне поняли?

— Ну, сам посуди. Политическую лояльность ты считаешь обывательщиной и бесхребетностью. Дельцина считаешь реакционером, и вместо него хотел бы видеть у власти какие-то "прогрессивные силы". Ты не отрицаешь борьбу классов, и сочувствуешь в ней "угнетенным", как сам выражаешься. О временах Империи отзываешься непочтительно. Считаешь возможной и необходимой революцию, даже в наши дни. Воспеваешь максимализм, как сейчас говорят — "крайнизм". А тебе не кажется, что все это похоже, как две капли воды, на идеи Союза Повстанцев? Неужели ты с ними?

— Да вы что! — Тулинцев внезапно перешел на "вы". Он протрезвел, и голос его напрягся — Вы же, перед тем как со мной знакомиться, наверняка проверили меня, тысячу раз. Да, идеи повстанцев весьма привлекательны, что тут скрывать. Но я вовсе не склонен к авантюрам. Если хотите знать — я тоже обыватель! Просто я чувствую внутренне: плохо быть мещанином. Возможно, я променял право первородства на чечевичную похлебку. Но изменяться в моем возрасте уже поздно, да и безответственно. У меня ведь семья, дети, лаборатория… А все что я говорил, это просто философские рассуждения. Между мыслью и действием огромный разрыв. Я к другому веду. Я вас тоже призываю быть ответственным. Если вы получите доступ к этой сети — вы оглянитесь, подумайте… Стоит ли вручать такое изобретение, планетарного масштаба, вашим нынешним коллегам? Убежден, что нет. Пусть оно лучше сгниет под сукном, так мы хоть избежим мировой войны. В одиночку вы им воспользоваться тоже не сможете. Пример Левшова поучителен. А о том, чтобы передать секрет повстанцам, я и речь не веду. Как вам поступить с "Нанотехом" — это дело совести. Вашей, личной совести. И никто не сможет решить за вас эту моральную проблему."

Моральная проблема … Да, она стала безмерно сложной, после того что узнал Никита о возможностях сети "Нанотех". Но Доброумов не заглядывал столь далеко. Сейчас перед ним стояла задача сыскная.

Один из научных сотрудников, Абашкин, выдвинул гипотезу: ключом для доступа в сеть могут стать биометрические данные младшего брата изобретателя, Александра Левшова. Тринадцать лет назад, перед распадом Савейского Союза, восьмилетний Саша поехал в гости к дяде, в одну из южных республик. Внезапно там вспыхнул межнациональный конфликт, родственники мальчика были убиты, а сам он пропал без вести. Жив ли он? Что с ним сталось?

Чтобы выяснить это, Доброумову предстояло совершить должностное преступление — превысив свой уровень доступа, получить в архиве сводку за искомый период обо всех детских домах и спецприемниках, о беспризорных и потерявшихся детях. Подполковник был готов на такое нарушение. Информация о беспризорниках вдруг стала ключевой для проекта. А доложи он об этом по начальству, началась бы многолетняя канцелярская волокита.

Никита уже продумал, как подобраться к нужным файлам, обойдя режим секретности. В архиве он всякий раз заполнял бланк разрешения, куда вписывались номера и названия требуемых файлов. Это разрешение подписывал чиновник, отвечавший за секретность. Выносить информацию из компьютерного зала запрещалось. Но Доброумов увидел в режиме одну брешь. Он решил заполнить бланк разрешения именами файлов, на доступ к которым имеет право. Затем отнести бланк на подпись чиновнику. Перечисляя файлы, Никита оставит скобки незакрытыми. Получив подпись контролера, он впишет имена файлов, на которые права не имеет — после чего закроет скобку. При такой афере надо было обратить особое внимание на цвет чернил, на почерк. Дело облегчалось и тем, что Никита многие годы работал в архивах и был хорошо знаком с чиновником, отвечавшим за секретность. Бдительность контролера притупилась, на незакрытую скобку тот не обратил бы внимания. Получив таким образом доступ к файлам, Никита войдет в компьютерный зал, и снимет с монитора информацию. Для этого он решил использовать миниатюрную цифровую видеокамеру, замаскированную под перстень и невидимую для любых детекторов. То была новейшая разработка его НИИ.

"План великолепен" — сказал себе Доброумов — "Вечером придется отсидеть на этом дурацком совещании по "крайнизму и ужасизму", в центральном офисе РСБ. Постараюсь сбежать пораньше. Быть может, успею зайти в компьютерный зал, получить разрешение и поработать с базой данных".

Янек нервничал, расписывая друзьям свой арест — но все же помянул теплым словом девушку в полицейской форме: ее глаза излучали сострадание. Девушку эту звали Ольга Миловидова. В оценке ее возраста Янек на год ошибся: ей было девятнадцать. Вообще-то, оформлять документы на задержанных не входило в ее обязанности — девушка трудилась в паспортном отделе, выдавая растяпам новые паспорта взамен утерянных. Но с некоторых пор Ольга брала на себя и чужую работу. Пользуясь отзывчивостью и трудолюбием девушки, хитрые коллеги сваливали на ее хрупкие плечи всю бумажную рутину.

Впрочем, многие из мужчин пытались залучить Ольгу в свой кабинет и без всякого повода — просто поболтать. Миниатюрная, голубоглазая и востроносая девушка напоминала птичку. Она и щебетала как птичка, с чарующей задушевностью. Ольга будто озаряла своим приходом грязные кабинеты райотдела, заваленные бумагами и бутылками. Чаще других она заходила к майору Владимиру Ваюршину — заместителю начальника отдела по борьбе с бандитизмом, в прошлом армейскому офицеру. Вот и сегодня Ольга направлялась к нему. В руках она несла цветочный горшок с кудрявыми побегами аспарагуса. Ольга подошла к двери, постучала, не дождалась ответа и осторожно приоткрыла дверь.

Майор Ваюршин, в отличие от многих сослуживцев, терпеть не мог грязи и пыли. И уж вовсе немыслимо было представить у него на полу батареи водочных бутылок, столь обычные для других коллег.

Хирургически чистый кабинет Ваюршина воплощал прямолинейную педантичность. Взгляду не за что было зацепиться — белые пластиковые стены, уныло-серые офисные стеллажи, уставленные кодексами. Напротив двери стоял металлический стол хозяина, с компьютером и аккуратными стопками писчей бумаги. А из окна открывался безрадостный вид на хоздвор управления: склады, гаражи, за ними — белая стена, венчанная колючей проволокой. Унылый пейзаж, в сочетании со спартанским интерьером, производил тягостное впечатление на подследственных, чего и добивался хозяин кабинета.

На самом деле, Владимир вовсе не был бесчувственным педантом. Длинный стеллаж, справа от входа, отгораживал узкое пространство, обставленное совершенно иначе. Низенький столик для гостей — с кофеваркой, чашками и блюдцами, рядом уютный кожаный диванчик, в торце — старый холодильник. Одна из стен каморки была украшена портретом первого мезлянского космонавта. На второй красовалось фото самого Ваюршина, обличавшее в нем страстного рыболова: широко улыбаясь, он стоял посреди реки в рыбачьих бахилах, раскинув руки и держа в каждой по здоровенному осетру.