Марианна Алфёрова - Лига мартинариев

Я приникла ухом к стене, пытаясь определить, есть ли там хоть какое-нибудь биение жизни…

— Ну и что слышно? — прозвучал у меня за спиной голос Ораса.

Я взвизгнула от неожиданности и нелепо взмахнула руками, едва не свалившись с дивана, на котором сидела.

— Было не заперто, — объяснил Орас внезапность своего появления.

Светлый летний костюм, прежде казавшийся таким изысканным, сидел на нем мешковато. (Разумеется, это был другой костюм — прежний наверняка пришлось выбросить.) Со вчерашнего дня Орас сильно переменился чисто внешне — как-то сразу похудел и потемнел лицом, исчезла прежняя грубоватость черт, казавшийся мягким нос обнаружил ястребиную горбинку, рот слегка надломился в изгибе, а впалость щек удлинила овал лица. Глаза сделались больше и тоже как будто потемнели. Я рассматривала его совершенно бесстыдно, и мне стало казаться, что Орас — именно тот человек, о котором я всю жизнь мечтала, человек, чью душу я могу воспитать и облагородить своим старанием. Сначала я надеялась урода Вада обратить в красавца, но не преуспела. Потом безуспешно пыталась беспутному Кентису привить добропорядочную положительность, толком не зная, нужна ли она ему. Наконец наступила очередь Ораса. Я вновь ощутила себя восходящей путеводной звездою, еще не знающей, куда и зачем вести этого человека. Но сама возможность путеводности так меня окрылила, что от волнения мне стало не хватать воздуха, и я, соскочив с дивана, настежь распахнула окно.

— Давно пора, — кивнул одобрительно Орас. — Дымом воняет ужасно.

— Как Олежка? — спросила я, сознавая, что причиняю боль, но при этом почему-то считая, что боль надо непременно причинить.

— Плохо… — он выдохнул это слово так, что после звонкого «л» вырвалось против его воли нестерпимое, непереносимое «о-о-х», будто невидимая рука всадила тупой нож ему под ребра.

— Я понимаю, — сказала и осеклась, не ведая, имею ли право так говорить.

Он ничего не сказал в ответ. Поверил? Я уж готова была рассказать про свое нерожденное дитя, но вовремя закусила губу. Во-первых, может, эта история с точки зрения мужчины не жалостливая, а унизительная — откуда мне знать. А во-вторых — не моя очередь делать признания.

Орас обошел комнату, взял с тумбочки затрепанную книгу, перелистал.

- «Джейн Эйр»… Я был уверен, что твоя любимая книга — именно эта. Но на твоем месте я бы читал «Сказание» Альберта Шлихтинга. Прекрасно тренирует воображение и чувства начинающего мартинария. От некоторых страниц энергопатии выделяется гораздо больше, чем от фокусов твоего дружка Кентиса.

— Может, лучше «Архипелаг»? — спросила я, делая вид, что имя Шлихтинга мне знакомо.

— Для тебя это слишком длинно. К тому же у Шлихтинга есть одна замечательная черта — первоначальность варварства. Наши предки не стыдились своей жестокости. Напротив, представь, можно гордиться тем, что в голову тебе пришла удачная мысль усадить голую женщину верхом на веревку и таскать эту веревку туда-сюда, пока клочья мяса не полетят во все стороны. — При этих словах я невольно передернулась. — Впечатляет? Я же говорил — людоедские изыскания Ивана Грозного производят впечатление даже на современного человека.

— Вы пришли, чтобы рассказать мне это?

Он отрицательно мотнул головой.

— Мне нужна связь с Лигой. Немедленно.

Я растерялась.

— А разве вы не князь Лиги?

— Я — князь, но не член Лиги.

— Такое может быть?

— Разумеется. Это что-то вроде писателя, но не члена Союза.

Он бесцеремонно уселся на мой диван, так что мне пришлось расположиться на шаткой банкетке напротив. Сидеть рядом с ним в обнимку время еще не пришло, хотя я была бы не против. Он смотрел мне прямо в глаза: обычная манера Ораса, которых многих смущала.

— Это вы подослали ко мне Толика? — другой возможности задать этот вопрос могло и не представиться.

Он не сразу понял, о чем речь, и я описала всю сцену — как Толик толкнул меня, и я, охая от обиды и боли, валялась на асфальте.

— Ах, это! Всего лишь проверка на мгновенный выброс энергопатии. Князь обязан знать, на что способен мартинарий.

— Ну и как, я прошла проверку?

— Вполне. Ты одна можешь заменить десяток бесчувственных особей. В первый момент ты можешь реагировать не особенно сильно. Но ты не забываешь обиды и постоянно к ним возвращаешься. Ты — идеальный мартинарий.

— Это можно считать комплиментом?

Я не заблуждалась на свой счет. Он пришел ко мне потому, что в трудную минуту ему больше некому рассказать о наболевшем, и он выбрал меня, лишь бы не задохнуться от собственной боли.

— Я не должен страдать. Иначе они превратят меня в мартинария. Меня, Андрея Ораса, сделают ползающим ничтожеством. Но у них не выйдет! Меня они не получат. Никогда и никому я не уступал. Столько лет я выигрывал, всегда был первым. Врач требует, чтобы я дал согласие на отключение установки «сердце-легкие». Она, видите ли, необходима другим. Но я отказался… — с каждой фразой речь его становилась всё более сбивчивой. — Я перевезу Олежку домой. Я поставлю установку дома. Пусть живет как растение, пусть растет, но не умирает. Не умирает… И я не буду страдать. Я скажу себе: я победил, и мне наплевать… мне уже легче… Гораздо легче… — он яростно провел пальцем по глазам, будто хотел вдавить их глубоко в глазницы.

— Вы все делаете абсолютно правильно, — сказала я, чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу, ибо мне показалось, что несмотря на все уверения в своей бесчувственности, Андрей сейчас разрыдается.

Он тряхнул головой и опять взглянул мне прямо в глаза. Я ошиблась — слез не было.

— Я говорил сегодня со Стариком, он клянется, что Лига здесь не при чем. Ха… Я не поверил ни единому его слову.

— Старик — глава Лиги? — изумилась я.

— Глава ордината.

Я в недоумении затрясла головой:

— Не может быть! Я как же Кентис?! Ведь он мартинарий. Да от одного этого Старик должен страдать до безумия. Как же он может быть князем после этого?

— Он не страдает, — сухо оборвал меня Орас. — А от этого тем более. К тому же твой любимый Кентис скорее погоняла, чем мартинарий. А погоняла — должность в Лиге почетная, со временем вполне Кентис может сделаться князем. Если захочет. И если ему позволят. А с кем связана ты? Тоже со Стариком? Не может быть, чтобы тебя привлекли в другой ординат.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Они звонят иногда, делают выговоры и всё такое… Андрей Данатович, а вы думаете… авария, это не случайность?

— Я не думаю, я уверен. Но они не получат меня никогда. Никогда! Вчера они пытались меня заклеймить. Чуть не полчаса жгли своей дурацкой трубкой мне руку. Но у них ничего не вышло. Не осталось никакого следа.

Он протянул мне свою ладонь — на ней в самом деле ничего не было, на малейшего намека на ожог. Невероятно!