Марианна Алфёрова - Лига мартинариев

Когда-то Собакина написала лично для меня инструкцию: «Как вести себя с мужчинами». Она считала себя в этой области большой докой. Я выучила пять страниц текста наизусть. Но ни помню, чтобы эти ценные указания мне хоть раз помогли. Кажется, мой вариант- пункт «семь», подпункт «б» — звучал примерно так: если тебя оскорбил мужчина, то для примирения он должен трижды извиниться, прислать коробку конфет, букет цветов, кольцо с бриллиантом и пригласить отдохнуть на Канарских островах. Канарские — это значит собачьи острова. У Собакиной всегда была богатая фантазия.

Внизу раздался грохот. Скорее всего, где-то на первом этаже. Поездка на Канары откладывалась. Я спешно оделась и спустилась вниз.

Кафе было разорено дотла. Мебель исчезла, панели со стен сняли, а двое рабочих ожесточённо доламывали стойку. Уцелели лишь зеркала. Они стояли в углу, обёрнутые мешковиной. Я ничего не понимала: Орас спокойно наблюдал за этим разорением. Он стоял у входа и давал указания парням, сдирающим огненно-красную вывеску над кафе.

— Что ты делаешь?! — спросила я, подбегая.

— Разве не видишь? Восстанавливаю интерьер.

— Но фриволёры… — начала было я.

— Причём здесь они? — Орас глянул на меня с неподдельным удивлением.

Я закусила губу. Моё замечание было бестактным. Наверное, до смерти мне так и не научиться говорить умно.

— Чем-нибудь помочь? — спросила я с преувеличенной готовностью.

Орас кивнул в ответ:

— Завтра утром отправишься за Олежкой.

— Что?! Хочешь привезти его сюда?

— Ты против?

Я отрицательно покачала головой, не зная, как мне говорить с Андреем. Прежде я видела уверенного в себе князя, правда, не входящего в Лигу. Но это лишь подчёркивало его независимость. Независимость и успех — вот главное для того человека. Тот первый милостиво разрешал мне быть подле и протягивал руку сверху вниз, впрочем, естественно, без чванливого сознания превосходства.

Второй человек, именовавшийся по-прежнему Андреем Орасом, превращённый в калеку, делал вид, что всё осталось прежним, но спотыкался при каждом шаге и бесился от своего бессилия. Этот второй прогнал меня как приблудную собаку.

Теперь явился третий. Но я ещё не понимала, кто он. Сначала мне показалось, что возвратился тот, первый Орас, но потом поняла свою ошибку.

В этот момент на Звёздную выехала пара молодцов на «Хондах». Подкатив к кафе, они остановились. На них были фриволёрские доспехи и шлемы с белыми гребнями. Фриволёры в недоумении оглядывали разорённое помещение. Один из парней соскочил на землю и, подойдя, заглянул внутрь. Рабочие как раз успели доломать стойку и теперь вытаскивали обломки наружу.

— Эй, старик, что за дела? — Фриволёр повернулся к Орасу, демонстративно постукивая кулаком по раскрытой ладони. — Зачем разорил нашу нору?

— Меняю интерьер, — невозмутимо отвечал Орас.

— А по мне, всё было клёво. Вертай назад, чтоб к вечеру жральник твой открылся — у нас тут пирушка намечается.

— Не выйдет.

— Что?.. Что ты квакнул? Видать совсем гнилая голова.

Фриволёр схватил обломок доски и замахнулся. Андрей не успел поднять руку, чтобы защититься. Или не захотел. Он лишь отшатнулся, и удар пришёлся не в висок, а по щеке и груди. При этом он лишь качнулся и устоял на ногах, зато фриволёр подпрыгнул в воздух на добрых пол метра, дрыгнул всеми четырьмя конечностями и шлёпнулся на тротуар. Доска отлетела к ногам Ораса. Второй фриволёр вздыбил своего скакуна, мотоцикл взревел, как взбесившийся носорог, и рванулся в атаку, но тут же накренился, земля ушла из-под колёс, и железный зверь вместе с седоком плашмя заскользили по мостовой, пока, не ударились о фундамент кафе. Фриволёр вскочил, матерясь и ошарашено оглядываясь. Кидаться в атаку у него пропала охота.

— Проваливай, — сказал Орас. — И не забудь объяснить дружкам, что им сюда путь заказан.

Я пробормотала нечто восторженное, глядя, как фриволёр волочёт своего обездвиженного приятеля к мотоциклу.

— Ничего особенного, — скромно отвечал Орас. Он коснулся вспухшего на щеке багрового рубца. — Кентис прав: истинный художник — мартинарий и князь в одном лице.

Он говорил о Кентисе так, как будто тот ещё был жив.

— В первый раз слышу, что ты согласен с Кентисом, — я тоже говорила о нём как о живом. Так было легче.

— Разве? Ему в голову приходили прекрасные идеи. Другое дело, как он их воплощал…

И всё-таки надо научиться думать о Кентисе как о мертвом.

— Надеюсь, этих парней арестовали, — сказала я.

— Ничего не вышло. Не было свидетелей. Ты не поверишь, но убийство Иннокентия спишут на фриволеров. Единственное, что мне удалось добиться — это заставить Нартова вернуть мой «танк». Его уже починили. Будет, на чем поехать за Олежкой.

Орас по-прежнему практичен. В любой ситуации он добивался максимума, даже тогда, когда, казалось, вообще ничего нельзя было добиться.

— Андрей, почему бы тебе самому не отправиться за сыном?

— Не могу. И ты сама знаешь почему.

Я, разумеется, знала. Но не способность Ораса превращать энергопатию в хлещущую плеть пугала меня.

— Андрей, Великий Ординатор говорил, что наш город — жертва. Из него высосут всю энергопатию, а потом выбросят на свалку пустую оболочку. На несколько дней, или месяцев, или лет — не знаю, на сколько нас хватит — жизнь других улучшится. Потом им понадобится новая жертва. И так без конца. Но пока что жертва — мы. И этот город — клетка. И обитатели ее обречены. Нас ждет катастрофа — землетрясение, наводнение, пожар. Так зачем же ты тащишь в эту клетку своего ребенка?

— Ева, почему ты не говоришь, как прежде, глупости?

— Не знаю. Почему-то не получается.

— Тогда не задавай вопросы, на которые сама знаешь ответ.

Снежная башня напоминала Пизанскую колокольню. Она клонилась на бок под невообразимым углом, но никак не могла упасть… На пустыре среди облетевших кустов и остовов засохших деревьев его башня была прекрасна. Но только он знал об этом. Остальные не знали.

Олежка стоял на коленях и гладил ледяные стены покрасневшими от холода ладошками. Ему хотелось сделать в башне окно. Чтобы те, кто жил там, внутри, могли видеть свет. Но окна не получилось. Часть стены не выдержала и обрушилась. Олежка заплакал.

— Эй, дебил, опять хнычешь? — крикнул долговязый пацан в желтой крутке и швырнул снежком.

Меткий получился удар — снежок ударил Олежку прямехонько по затылку, и сбил слишком большую пуховую шапку с головы. Второй снежок, пущенный верной рукой угодил прямо в шею. Дружки долговязого кидались не так точно — их снежки большею частью летели в полуразрушенную башню.

— Огонь, пли! — восторженно вопил долговязый, руководя расстрелом.